Кризис среднего возраста
Шрифт:
– Говорят, в браке один любит, а второй принимает любовь, – с горечью заметила Кира Владимировна. – Ну что ж, если судить с этой точки зрения... Я любила и, видимо, полностью соответствовала его представлениям об идеальной жене для большого ученого.
Так или иначе, но именно в этот момент и материализовалась из небытия бывшая аспирантка и потребовала долю для своей дочери.
Они явились в наш дом, и он ее, по-моему, даже не сразу узнал. Решил, что это очередная просительница со своим чадом, мечтающим поступить в университет. Но она быстро
Я сидела за столом, как оплеванная, – никому не интересный, отработанный материал. Зато она чувствовала себя как рыба в воде. Прожорливая пиранья, глодающая добычу до костей, отвоевывая жизненное пространство для своего потомства. И он охотно попался в ее распахнутую пасть, счастливый обретением юной дочери, и даже не попробовал со мной объясниться.
Не знаю, как развивались бы события дальше. Что толку рассматривать возможные варианты? Случилось то, что случилось. Он лежал парализованный после инсульта, когда она явилась сюда вторично и сказала, что претендует на две трети имущества как гражданская жена и мать его дочери. А если я стану чинить препятствия, будет отстаивать свои права в суде, вплоть до проверки на ДНК.
– И что же теперь делать?
– Да ничего. Делить-то нечего. Единственная ценность, которая после него осталась, – это наша библиотека. Да и ту он завещал университету. Трудно поверить, но это так. Квартира ведомственная, мебель старая, машина «Жигули». Пусть судится, пока не посинеет. А я буду жить. И хватит об этом. Оставим мертвецам их прошлое. Давай лучше поговорим о тебе. Как ты жила все это время?
– Плохо, – сказала Зоя. – Вам не понравится. Сеяла зло. Вроде этой вашей аспирантки.
– Добро и зло – понятия относительные. И если верить, например, Веллеру, взаимообусловленные. Не будь зла, не было бы и добра. Мы бы просто не знали, что это такое. Пути Господни неисповедимы. И то, что для одного худо, для другого может быть прекрасным.
– Что же, выходит, любое злодейство в итоге совершается во благо? – усомнилась Зоя.
– А вот мы сейчас это проверим на твоем маленьком примере, хотя я абсолютно не сильна в философии. Полный ноль. Итак, какое же зло ты совершила?
– Помните, я вам рассказывала про Артема, за которого когда-то собиралась, да так и не вышла замуж? Он потом женился на моей подруге, на Ане. И вот мне померещилось, будто я до сих пор имею на него какие-то права. Будто он и есть тот самый единственный мужчина, предназначенный мне судьбой, и нет мне никакого дела ни до жены его, ни до маленькой дочки.
Честно говоря, я никогда не требовала, чтобы он ушел из семьи. Но он ушел. Вряд ли это было осознанным решением. Просто Анька скорее всего узнала про нас и выставила его за дверь. А он назло ей...
Наверное, не надо было его пускать. Не ради Аньки – ради себя самой. Потому что едва он ушел из дома, очарование пропало. Я видела, как он скучает по дочке, все сильнее с
И мать меня задолбала. Соседи шарахались как от прокаженной – живем-то в одном подъезде. Она, значит, оскорбленная невинность, а я исчадие ада. И он, Артем, весь в белом, жертва коварной разлучницы.
Он, наверное, тоже так считал. Не себя же винить, любимого. И в душе меня ненавидел за то, что нарушила его распрекрасную жизнь. Тух бы в своем болоте и горя не знал. Но он же теперь и передо мной ответственность чувствовал, как пресловутый порядочный человек. И за это, я думаю, ненавидел еще больше.
В общем, в один прекрасный день он сказал мне: «Зоя, прости. Не хочу больше лгать ни тебе, ни себе». И был таков. Где он сейчас, не знаю. К Аньке, во всяком случае, не вернулся. Может, живет у родителей. Или еще какая-нибудь утешительница подвернулась. Но это я так, из уязвленного самолюбия. Артем не из этой серии. Он действительно порядочный человек и сделал все правильно – ничего бы у нас с ним не получилось, только бы еще больше запуталось. Потому что... Потому что в тот день, когда он от меня уходил, я уже знала, что жду ребенка, но ничего ему не сказала.
Кира Владимировна смотрела на нее и молчала.
– И не скажу, – продолжила Зоя. – Никогда не скажу ни ему, ни Аньке, никому другому. Может, только матери, да вот вам. Обещаю.
– Вот этих слов я и ждала от тебя, девочка. И очень боялась услышать...
– Что я начну шантажировать Артема?
– Нет, я не это имела в виду, – смутилась Кира Владимировна. – Просто сам факт появления ребенка для этой твоей подруги... Тем более что вы все равно расстались, а они, быть может, еще... Я даже не знаю, как сказать...
– Не надо ничего говорить, – остановила ее Зоя. – Я все уже для себя решила. Я оставлю ребенка. Не потому, что это ребенок Артема. Нет. Это мой ребенок. И нужен он мне не для мести. Для жизни. Для моей жизни, понимаете? Как источник счастья, а не орудие зла.
– Зоя! Так это же то, о чем мы с тобой говорили! – озарилась Кира Владимировна. – Вот для чего была нужна вся эта суета, все глупости, и боль, и ненависть. Ради этого человечка, единственно нужного и тебе, и мне, и твоей матери. Рожай и ничего не бойся. Только эта соломинка и удержит всех нас на плаву.
18
ВЕРА
– Могу я наконец войти? – желчно осведомился мужской голос.
– Пожалуйста, – разрешила Вера.
День тянулся бесконечно долго, в приемной не уменьшалась толпа народа, и, кажется, начинала болеть голова.
Субтильный мужчина, исходя острым запахом пота, наклонился к ней через стол.
– За что вы так ненавидите свой народ?
«О Господи! Только не это!» – взмолилась Вера. Сумасшедшие к ней захаживали нечасто, но все же захаживали, и она их боялась. А еще пьяных. Потому что пьяные, по сути, те же умалишенные – лишенные ума, а значит, непредсказуемые и опасные.