Кризис среднего возраста

Туголукова Инна

Но самое интересное даже не это, а то, как старательно он избегает ее, Аню. Купил Стаське мобильный, чтобы даже по телефону не дай Бог не пересечься. И теперь они щебечут каждые полчаса, как два конспиратора-заговорщика. Словно это она все разбила, разрушила, завела себе зазнобу на стороне, и преданная ею семья сплотила ряды, чтобы подвергнуть остракизму паршивую овцу в своем образцово-показательном стаде.

А где он, Артем? Где? Ольга Петровна, Зойкина мать, била себя в тощую грудь, уверяя, что они расстались окончательно и бесповоротно. Но

ведь сказать можно все, что угодно. Зойка-то тоже исчезла в неизвестном направлении. И Ольга Петровна почему-то не уточнила, в каком именно. А она, Аня, естественно, не спросила, хотя любопытно было бы узнать. И вовсе не потому, что ее это волнует. Отнюдь! Просто не хочется чувствовать себя идиоткой.

И с работы уходить не хочется. Вот тебе и пятница – лучший вечер недели. Люди спешат домой, предвкушая два выходных дня в кругу семьи. А ее ждет пустая квартира. Стаська в Ильинке. Ее, конечно, тоже приглашали. Но такое впечатление, что она чужая на этом празднике жизни. Ну и ладно – никто не заплачет. Хотя поплакать порой бывает так сладко. Пожалеть себя, непонятую, одинокую гармонь...

– Анна Сергеевна, – заглянул в кабинет охранник. – Вы, это, еще не уходите? А то запереть бы надо...

Ну вот, и здесь она тоже мешает! Все ждут не дождутся, когда она наконец исчезнет, избавит их от своего тягостного присутствия.

Аня вздохнула, собрала сумку и вышла в пустой, тускло освещенный торговый зал. Она пошла вдоль прилавка, раздумывая, что бы такое взять почитать на выходные, чтобы не оторваться – окунуться в чужую счастливую жизнь и забыть о своей, несчастной.

Вот так, назло врагам, она и проведет два этих прекрасных дня. Никаких утюгов, кастрюль, веников и стиральных порошков. Отоспится, почистит перышки, поваляется с книжкой на диване, посмотрит телевизор...

– Анна Сергеевна! – раздался от двери суровый голос Гриши Чеботарева.

Аня вздрогнула и повернулась. Свет бил ему в спину, и лица не было видно.

– Что же вы порядок нарушаете? Охране давно объект сдавать надо, а вы тут бродите по залу, как призрак замка Баскервилей.

– У Баскервилей была собака, – с удовольствием поправила Аня. – А замок назывался Морресвиль.

– Ну, мы академиев не кончали, – холодно произнес Григорий.

– Мы тоже, – примирительно сказала Аня.

Они вышли вместе в расцвеченный фонарями вечер, и Аня с досадой подумала, что так и не взяла книжку, но возвращаться не стала.

Снежинки медленно кружились в холодном воздухе, витрины переливались гирляндами предновогодних огней, и туи вдоль дороги, в пушистых белых пелеринках, создавали ощущение мультипликационного праздника.

– Давайте немного пройдемся? Вечер уж больно хороший, – предложил Григорий. – Я провожу...

– Да нет, спасибо, – отказалась Аня. – Мне еще в гастроном забежать надо, купить чего-нибудь к ужину.

– А что у вас будет на ужин? – полюбопытствовал Гриша.

– Филе дикой козы с соусом мадера и шампиньонами.

– А на самом деле?

– Думаю, пара бутербродов с

хорошей колбаской и чашка зеленого чая меня вполне удовлетворят.

– А давайте вместе где-нибудь перекусим? Я приглашаю...

– «Перекусим» – какое смешное слово, вы не находите? Особенно вот это «кусим»? Вам не кажется?

– Соглашайтесь, – не стал втягиваться Чеботарев в лингвистические изыскания. – Ну, согласны?

– А почему бы и нет, как пишется в дамских романах.

– Я не понял, вы мне отказали?

– Значит, не читаете дамских романов? – усмехнулась Аня.

– Так мы идем в ресторан?

– Мы туда бежим. Если честно, я просто умираю от голода. Как представила себе жареное филе с шампиньонами...

Они сидели с сумеречном зале полупустого ресторана. Настольная лампа бросала желтый круг света на бордовую скатерть, создавая странное ощущение полной уединенности, отстраненности от прочего, тонущего в полумраке мира. Музыка звучала тихая, ненавязчивая, и официант парил над их столиком, как бесплотный дух. Она даже не запомнила его лица.

– Что вы будете пить, Анна Сергеевна? – осведомился Григорий.

– Спросите лучше, что я буду есть.

– И что же вы будете есть?

– Все! – засмеялась Аня, листая плотные страницы внушительного меню в тисненой кожаной обложке. – Но, памятуя о том, что нельзя объять необъятное, ограничусь баклажанами с орехами, люля-кебабом с острым соусом, хачапури и бокалом красного сухого вина.

– Здесь очень вкусные хинкали и долма.

– Н-нет, – поборола искушение Аня. – Пощадите мою фигуру.

– Такую фигуру может испортить только воздержание.

На поясе у Чеботарева затренькал мобильный. Он достал телефон и ответил на звонок.

– Извини, старик, – сказал Григорий, выслушав собеседника. – Сегодня не получится. Может быть, завтра... ближе к вечеру.

– Я нарушила ваши планы? – спросила Аня, когда он убрал аппарат.

– Вы их скорректировали.

– До завтрашнего вечера? – насмешливо осведомилась она.

– А вам бы хотелось? – не остался в долгу Григорий.

– Хотелось что? Потанцевать после ужина?

– Потанцевать? – удивился Чеботарев.

– Ну как же? Кто девушку ужинает, тот ее и танцует. Разве вы не это имели в виду?

– Заметьте, это ваши слова. И мне нравится ход ваших мыслей.

Разговор явно пошел не тем руслом, и направила его туда сама Аня. Нужно было немедленно исправлять ситуацию. Аня нервно схватила бокал и хлебнула вина. «Хлебнула», конечно, звучит не слишком эстетично – от глагола «хлебать». А девушкам более приличествует отпивать маленькими глоточками. Но увы, Аня именно хлебнула. А кто же не знает, что привычка нервно хлебать сухое красное вино чревата разными большими и мелкими неприятностями? И если, конечно, не принимать во внимание трагически необратимые вроде захлебнулся и умер в страшных мучениях, то с Аней приключилась большая. Сначала-то думалось – мелкая, когда она поперхнулась и закашлялась. Но оказалось все же – большая.