Кризис среднего возраста
Шрифт:
– А хлебушка у вас нет? – засомневалась Зоя.
– А может, тебе еще и налить? – весело подмигнул усатый.
И вот теперь это самое сало, вне сочетания с хрустящим соленым огурчиком и запотевшей стопочкой горилки, а вскипяченное со сметаной в молочно-чайном бульоне... Короче, кадр первый, дубль второй: Зоя зажала рот рукой и опрометью бросилась в ванную.
Случайность, переросшую в закономерность, обойти молчанием довольно сложно. И когда смущенная Зоя вернулась на кухню, Игорь Романович задумчиво произнес:
– По-моему, Зоенька, у
– Ну что вы! – горячо успокоила Зоя. – Это не на вас! Я же говорила, что беременна.
– Вы замужем?
– Нет, я не замужем. Была когда-то. Давно. А может быть, мне только приснилось...
– Это был... чудесный сон?
– Сначала да. Недолго. А потом превратился в кошмар, который невозможно забыть.
– А ваш ребенок?.. – осторожно спросил гость.
– Не имеет к этому ни малейшего отношения. Он из другого сна. Из чужого кошмара...
На кухне повисла неловкая пауза. Тени потревоженного прошлого расселись по углам, и Игорь Романович, почувствовав себя лишним, засобирался домой.
– Я провожу вас, – сказала Зоя. – Мне все равно нужно прогуляться перед сном.
...Легкий снежок присыпал ледяной тротуар. Было скользко – Зоя взяла его под руку. Они неторопливо шагали вдоль бесконечной университетской ограды, мимо зимних раскидистых яблонь. Мелкие сухие снежинки сеялись с неба, кружили в свете рано зажженных фонарей, создавая иллюзию волшебного детского праздника, Нового года.
«Мы словно старая супружеская пара, – думала Зоя, – традиционно гуляющая в парке. Вернемся домой, сядем пить чай на чистой, уютной кухне, с вареньем, приготовленным летом на даче, с хрустящими сушками. И говорить о детях, о прочитанных книгах, о пережитых вместе и порознь событиях, о грозящих бедах и возможных болезнях, и строить планы, смеяться и мечтать. И ляжем спать в широкую жесткую постель, на чистые темно-синие простыни, под распахнутой в морозную ночь форточкой. И он прижмется ко мне сзади, повторяя контуры тела, обнимет, как большая теплая подушка, и я усну в его руках безмятежно и сладко, словно ребенок, надежно защищенный отцовской любовью».
Ей было нетягостно с ним молчать, и все же она заговорила, по странной ассоциации припомнив забавный случай:
– Как-то я здесь гуляла и встретила собаку, совсем простую, дворняжку. Она стояла на дороге и смотрела, склонив голову. К сожалению, у меня с собой ничего не было. Ничего вкусненького. И я ей сказала, мол, увы, угостить тебя нечем, прости, и пошла дальше. А она пошла рядом. Не за мной следом, а именно рядом, у самой ноги. И так гордо на всех поглядывала, словно говорила: «Смотрите, я не бездомная собака. У меня есть хозяйка. Вот она вывела меня на прогулку. А ошейника нет по той простой причине, что мы полностью доверяем друг другу». А потом ей, видимо, надоело играть чужую роль, и она отстала, убежала по своим собачьим делам.
И Игорь Романович чудесным образом проник в тайный ход ее мыслей, постиг скрытый смысл, неведомый ей самой, и даже сумел
И Нора почувствовала это первой, когда она едва не ушла из церкви, остановила, не дала им разминуться в этой жизни.
И крохотный человечек в ее чреве, заранее обездоленный чьей-то недоброй волей, так мучительно, так остро ему нужен! Он еще успеет поднять его, поставить на ноги, отдать все, что имеет, – свой опыт, знания, свою нерастраченную любовь...
– Зоя! – сказал Игорь Романович. – Уже темно и очень скользко. Я сейчас выведу Нору и провожу вас до дома. И знаете что? Давайте вечерами гулять вместе? Нам есть что обсудить, и... Нора будет рада.
– Нора? – улыбнулась Зоя. – Вы уверены?
– Если у вас есть сомнения, она может подтвердить.
– Нет, нет, нет! – вспомнила она утреннее происшествие. – Верю вам на слово...
А вечером, уже лежа в постели и погасив свет, Зоя смотрела на зависший в черноте окна лунный серпик и шептала:
– Господи, я знаю, когда Ты хочешь наказать нас, Ты внимаешь нашим молитвам. Уж мне-то это хорошо известно! Поэтому прошу Тебя об одном: просто не оставляй меня! Не оставляй нас с маленьким, Господи!
29
ТАТЬЯНА ФЕДОРОВНА
– Тетя Таня, посидите с моей мамой? Мне бы к врачу сбегать – зуб разболелся, нет сил терпеть.
– Конечно, посижу, Оля. О чем речь?
– Она ела сегодня. И дела все свои утром сделала. Вы поговорите с ней. Она все понимает, сказать только ничего не может.
– Конечно, поговорю. Чего же не поговорить?
– Вот спасибо! А я часа на полтора, максимум на два...
– Ну беги, беги...
Татьяна Федоровна прихватила баночку варенья и пошла в соседнюю квартиру. Парализованная после инсульта соседка Тоня полулежала на высоких кипенно-белых подушках, смотрела потухшими глазами в красных прожилках.
– Гляди-ка, Тоня, что я вам принесла, – подняла банку Татьяна Федоровна. – Джем из японской айвы! Раньше я ее выкидывала, уж больно кисла, да и мороки много. А тут мне одна рецепт дала – объедение. Попьете с Олей чайку. А если понравится, научу, как делать. Рецепт простой, как яичница. У вас на огороде-то растет японская айва? А то я принесу...
– Мм-м, – замычала Тоня.
– Ну вот и ладно. А ты лежи, лежи, Тоня. А я вот тут в креслице сяду, и покалякаем, как в старые времена. Сколько уж мы с тобой соседствуем? Считай, полвека бок о бок прожили, и никогда между нами ничего плохого не было. А теперь вон как жизнь-то нас с тобой окоротила. Тебя инсульт к постели приковал, а меня сынок мой, Лешенька, под старость лет покоя лишил. Лишил покоя, Тоня! Не сплю, не ем, извелась вся, будто сама во всем виноватая. В том, значит, что семья наша рухнула.