Кроссуэй. Реальная история человека, дошедшего до Иерусалима пешком легендарным путем древних паломников, чтобы вылечить душу
Шрифт:
В других шкафчиках были еще реликвии: чаша для причащения, требник и трубка-бент. Были и еще фотографии: улыбчивый мальчик вырос в сурового мужчину с острыми скулами. Тексты с панелей рассказывали, как швейцарский пастух стал проповедником Евангелия в Тибете – но эта часть истории могла подождать. Пришло время последовать за Морисом Торне на Гран-Сен-Бернар.
Снаружи валил снег и порывисто дул ветер. Я стоял в церковных воротах, решая, куда повернуть. Слева была дорога на перевал, справа – автобусная остановка к тоннелю. Два часа – и буду гулять по итальянским холмам…
Я посмотрел на юг. Там, вдалеке, тучи разошлись, и на гребне сиял яркий снег. Я подтянул лямки рюкзака и зашагал навстречу небу.
Я поднимался
У входа в тоннель на расчищенном от снега участке припарковалось несколько машин. Рядом с ними надевала лыжи пара в серебристых куртках, Алекс и Франсуаза.
– На перевал? – спросил я.
Алекс кивнул.
– А сколько до него?
– Два часа. Там все нормально. – Он указал наверх, на снежный скат, туда, где кончалась дорога. Пластмассовые треугольные флажки, выставленные через каждые тридцать метров, обозначали путь для лыжников. – Идешь по флажкам, и так до самой вершины!
Я смотрел, как пара заскользила к скату.
– Догоняй! – крикнула Франсуаза.
На вершинах виднелись длинные перистые облака, но день был ясным. Два часа? Конечно, я пойду! Я смазал лицо вазелином, съел мятную плитку «Kendal», нацепил снегоступы брата Жан-Мишеля и двинулся к скату.
Флажки скрывались за поворотом и тянулись вверх по Долине смерти. Между ними, в снегу, виднелись рытвины – и новые колеи Алекса и Франсуазы, и заледеневшие, оставленные теми, кто катался здесь прежде. В снегоступах я шел медленно и неуклюже, и каждые десять минут приходилось останавливаться и переводить дух. К первой остановке легкие сдавило болью. Еще сводило ноги. Ко второй лед намертво сковал горлышко бутылки с водой. Но я обретал все новую решимость – и пребывал в веселой уверенности, что переход вот-вот подойдет к концу.
Спустя полчаса я поравнялся с лыжниками. Алекса прихватили колики, а у Франсуазы разладились крепления. Оба сидели на снегу и моргали, как будто только что проснулись. Я предложил помочь, но Алекс мотнул головой.
Вершины гор затянуло облаками. Я спросил, безопасно ли идти дальше, и Франсуаза стиснула мою руку своей серебристой перчаткой.
– Теперь ты ведешь, – сказала она. – Обещай, что мы не заблудимся.
Я пошел дальше. Пластиковые флажки выровнялись и снова пошли на подъем. По правую руку поднимались изодранные стены Коль де Шево, Ущелья всадников, по левую – широкое подножие Бек Нуар – Черной глотки. Несколько раз я оглядывался, но лыжники так и не сошли с места, и вскоре я их уже не видел. Я вообще уже мало что видел: ветер нагнал в долину тучи – серые, пепельные, черные; временами их пронзала яркая синева. Вверху творилось то же самое. Четкая линия хребта рассыпалась на осколки.
Я побежал к очередному флажку прямо по сугробам. Снег сходил с гор, в небе витала пурга. Я резко вдохнул, снежинки забили горло, и сквозь свои хрипы я услышал многоголосый шум, как будто в одно мгновение затрепетали тысячи крыльев, потом небо потемнело, и начался буран.
Я добрался до флажка. Но пути больше не было: его словно стерли. Я обернулся. Пройденная дорога тоже скрылась. Путь, гряда, Долина смерти – весь мир затуманила белая круговерть.
Снег заметал последние остатки моих следов. Я устало опустился на корточки. Что мне делать? Что мне теперь делать? Подмывало расхохотаться в голос над
Альпы. Перевал Гран-Сен-Бернар
Перевал Гран-Сен-Бернар всегда был самой опасной частью Дороги франков. Да, в IX веке в Бур-Сен-Пьере возвели монастырь, но паломники все равно умирали на последнем рубеже, и очень часто. В 959 году здесь бесследно пропал Эльфсиге, архиепископ Кентерберийский. Потерялся в буре? Упал и разбился? Убили разбойники? Кто знает? В X столетии в Пеннинских Альпах устроила логово банда кочующих сарацин. Они приплыли из Кордовы, исламского халифата в Испании, захватили Фраксинет – это неподалеку от нынешнего Сен-Тропе, – и ринулись в горы на охоту за сокровищами, разграбив аббатство Сен-Морис и монастырь в Бур-Сен-Пьере.
В 972 году в плен к пиратам попал Майоль, аббат Клюнийский, переходивший Альпы на обратном пути из Рима. За главного христианского монаха бандиты требовали тысячу серебряных монет. Аббатство Клюни выплатило эту сумму – но и настояло на том, чтобы граф Прованса зачистил Фраксинет от злодеев. Не прошло и нескольких недель, как пиратский порт взяли в осаду, и к концу года альпийскую Тортугу смели с лица земли.
ЧТО МНЕ ДЕЛАТЬ? ЧТО МНЕ ТЕПЕРЬ ДЕЛАТЬ? ПОДМЫВАЛО РАСХОХОТАТЬСЯ В ГОЛОС НАД СВОЕЙ НАИВНОСТЬЮ. ГОСПОДИ, НУ С КАКОЙ ЖЕ ОТВАГОЙ Я ПЕР НАВСТРЕЧУ КАТАСТРОФЕ!
В 1049 году на вершине возник новый монастырь. Его основателем стал Бернар из Ментона – еще один Бернар, родившийся за столетие до аббата Клерво. С тех пор странноприимный дом на перевале Гран-Сен-Бернар всегда принимал паломников. Монахи организовали и спасательную службу: выходили на лыжах после лавин и искали выживших. Если они находили мертвеца – с помощью своих знаменитых горных собак, – погибшего относили в морг: земля здесь была слишком твердой, чтобы копать могилы. В холоде трупы сохранялись прекрасно, до тех пор, пока не рассыпались в пыль. Замерзшие тела усеивали путь к перевалу. Эту полную скорби картину – вереницу погибших паломников, которым уже никогда никуда не дойти, ибо холод, убивший пламя их душ, оставил вдоль дороги одни застывшие оболочки, – упоминали и Диккенс в романах, и Лонгфелло в поэмах, и Тернер в своей серии эскизов…
Каждый год эта участь ждала и нескольких монахов. Юному Морису Торне они казались героями, рискующими жизнью ради тех, кого даже не знают. Став одним из них, он писал своей сестре Анне: «Чем больше я живу, тем больше убеждаюсь, что жертва… только она способна придать смысл тем дням, в которые нам довелось жить».
Сперва Морис волновался, что на горном перевале, где снег идет шесть месяцев в году, он будет чувствовать себя словно зверь, попавший в ловушку. Да, он писал родителям, что никогда прежде не знал такой свободы. И все же этого не хватало. В 1933 году Парижское министерство иностранных дел попросило настоятеля приюта Гран-Сен-Бернар прислать нескольких священников в тибетскую провинцию Юньнань в Юго-Восточном Китае, чтобы принести благую евангельскую весть в Тибет. К сентябрю 1935 года Морис Торне дал обеты бедности, целомудрия и послушания – и спустя несколько месяцев отбыл в Юньнань.