Кровь боярина Кучки
Шрифт:
– Меня до сих пор не брали в ватагу, - напомнил Род.
– Теперь велено всем!
– настаивал Плешок.
– Снаряжайся!
Вскорости все население Азгут-городка за исключением малой охраны покинуло деревянную крепость. Шли прямиком через лес пехотой, чтобы кони в глубоком снегу не проваливались. Невзор в окружении своих отроков скользил стороной на коротких лыжах. Ватагу вёл Оска Шилпуй.
– Не тяни задницу [162] , не тяни!
– слышалось вокруг.
[162]
Фёдор Дурной, продираясь в хвое, завидел Рода и подмигнул. Плешок вооружил своего подопечного боевой рогатиной и кривым ножом. В валенок зачерпнулся снег и таял, холодя ногу.
Эх, сейчас бы на быстрых лыжах скользнуть в сторонку и петлями, петлями! Бродников запутать в следах, а потом охотничьим бегом - вперёд, вперёд, куда иглы елей глядят!.. Несколько поприщ [163]– и родное новцо: яшный квасок у очага, добрые очи и умные речи Букала… Ан нет! Данное слово крепче оков. Лишь судьба или смерть вызволят из этой западни.
[163] ПОПРИЩЕ - дневной переход или путевая мера (ок. 1,5 км).
Бродники умостились в снежных окопах в виду дороги. Тишина!.. И вдруг юноша поднял голову, навострил слух.
– Што?
– прошептал Плешок.
– Боркуны! [164]– молвил Род.
– Ну и слух у волхвенка!
– удивился лежащий вблизи Могута.
Потом все услышали дальний звук торгового поезда.
Когда передняя тройка вывернулась из-за соснового поворота, ей позволили вывести на прямую дорогу весь поезд. И вот прозвучал резкий пересвист, хоть затыкай уши. Лучники каждый со своего участка выбирали заранее оговорённую цель. Одни метили в скудную числом обережь, другие в возатаев на коренниках, третьи в коней. Короткой была расправа. Верховые не успели оборониться, возатаи кулями попадали с высоких седел, кони - те, что ещё оставались на ногах, - застыли. Тогда, покрывая ржанье и стоны, лес огласил общий дикий крик:
[164] БОРКУНЫ - бубенцы.
– Шарапь, ребята-а-а!
Род, по выражению бродников, «тянул задницу».
Не поспешил участвовать в нападении. Когда подходил к возкам, второй и третий с товарами уже уводили в направлении Азгут-городка. А возле первого ещё барахтались, управляясь с хозяевами.
Вот мимо провели под руки старого харястого булгарина без шапки, с плешинами от вырванных косм в седой голове, с разбитыми губами и дико вытаращенными очами.
– У, харя!
– злобно сказал Бессон.
– По твари и харя, - поддержал шедший рядом Могута.
Вели Бараксака, догадался Род.
К возку он подошёл, отстав от Могуты с Бессоном. Те уже трясли попонами и мехами, выворачивая все наизнанку. На снегу у полозьев лежал калачиком избитый связанный человек с вывернутыми карманами.
– А кошелёк-то с бубенчиками!
– восхищался Плешок, взвешивая на ладони добычу, - Найден!
– обратился он к Роду.
– Постереги-ка
– Его в крепость повезут. А с Бараксаком здесь расправляться будем. Атаману не терпится. Да и нам тоже. Уже верхушки двух берёз наклонили за ноги привязать злеца. Уй, будет потеха!
Когда они ушли, Род взглянул на яшника. Молодой, породистый, годами десятью постарше. Смотрит, ненавидя.
– Кто таков?
– спросил Род.
– Новгорочкий купеч Зыбата Нерядеч.
– Зыбата Нерядец? Не слыхивал, - тщетно припоминал юноша, - Да у нас на Людогощей улице и купцов было не обильно.
– Мы - ониполовици, - сплёвывая кровь, объявил Зыбата.
– Ониполовичи?
– переспросил Род.
– Торговая сторона? А Богомил Соловей тебе ведом?
– Нет Богомила, - сквозь стон произнёс Нерядец.
– Попал в разборку. Славянский конеч разбирался с Неревским. А я похоронил Соловья. Так и не окрестился старик.
– Волхв не окрестится, - задумчиво сказал Род, как бы что-то соображая.
Воздух прорезал нечеловеческий крик. Юный лесовик слышал однажды: так закричал медведь, в грудь пронзённый рогатиной.
– С-с-со мной то же с-с-сотворят?
– заикаясь, пробормотал Нерядец.
– Нет, - ответствовал Род.
– Тебя превратят в ежа.
– К-как в-в-в ежа?
Род объяснять не стал. Он уже рвал, напрягая силу, пеньковые путы на руках и ногах Зыбаты.
– Ух ты какой!
– не поверил глазам освобождённый купец.
– Вон уцелел осёдланный конь. Беги!
– приказал Род, - Считаю до десяти. Помнишь, ты надо мной смеялся, когда Богомил учил меня счёту?
– Новоук Соловья?
– бросился его обнимать Нерядец.
– Изрядно замордовала нас жизнь, коли сразу не признали друг друга!
– Беги, - вырываясь, торопил юноша.
– Вместе бежим, - ухватил его за локоть Зыбата.
– Для такого гнедка мы оба - не тягость.
– Я не могу бежать, - уклонился Род, - Ты же не мешкай. Снег уже скрипит!
Преобразившийся после освобождения новгородец не стал терять время на уговоры. Взметнулся в седло - и запружило из-под копыт.
– Даст Бог, свидимся!
– остались в ушах прощальные его слова.
4
Бродники подходили. Уже различались голоса, возбуждённые свершившейся казнью Бараксака.
– Сейчас за второго примемся.
– Второй не булгарин, из наших гость. Видать, ему с Бараксаком было попутье.
– Избава ему дорого обойдётся.
– А как он сыкнулся на тебя петухом!
– Сыкнулся было, да спятился… - это знакомый голос Плешка. Вот он подошёл, удивлённо осматривается вокруг: - Найден! А где яшник?
– Я его отпустил, - сказал Род.
Сперва никто не поверил. Бессон даже в пустой возок заглянул, перетряхнул оставшуюся там рухлядь.
– Найден, не будь дуро светом [165] . Куда спрятал яшника?
– Я его отпустил, - честно повторил Род.
[165] ДУРОСВЕТ - обманщик.