Кровь боярина Кучки
Шрифт:
Застолье достигало страшных высот: рты изрыгали витиеватую ругань, глаза наливались кровью, ручищи сжимались в пудовые кулаки, затягивались и обрывались дикие песни. Невзор на своём конце стола понуждал Ольду-варяжку то пить, то петь, бедная чага то смеялась, то плакала. Валаам, не участник веселья, занимался каким-то своим, одному ему ведомым действом.
– А мне жаль Филимона-гудца, - прослезился Фёдор Дурной.
– Не сойдёт ему с рук сегодняшнее свидетельство против Зуя. Слишком любил атаман задиру. И ты, Род, день и ночь будь на стрёме. Поберегись! Лучше было Шишонку выдать, а тебя жаль. Мой погрех!
Род, к своему позднему сожаленью,
– Я его бякнул, ажно он яхнул! [140]– бахвалился сидящий напротив Рода жилистый человек с наметившейся плешиной.
– И пал он, сердешный, яко елень, уязвлённый стрелою в ятра.
[140] ЯХНУТЬ - осесть, съежиться.
– Ты шаняманя [141] не дерёшься!
– поддержали его.
И вдруг отрезвляюще понеслось за столом:
– Поведённая чаша! Поведённая чаша!
Блюдник поставил перед Невзором большую чашу и наполнил её вином.
– Что такое поведённая чаша?
– невесть почему насторожился Род.
– Наша братская чаша, - важно сказал Дурной.
– Чаша единения атамана с малой дружиной. Сперва пьёт Невзор, а потом мы все.
Род наблюдал, как в воцарившейся тишине Невзор отпил свою долю. Чаша перешла к Ольде-варяжке. Потом отпили Невзоровы отроки Жядько и Клочко. Все это время Валаам сидел не дрогнув усами, как идол. Вот он принял поведённую чашу, поднёс правой рукой к неподвижной бороде и губам, коротко отпил, а левая рука в миг питья подёргивала усы, словно стряхивая с них что-то.
[141] ШАНЯМАНЯ - кое-как.
Атаман показал блюднику в сторону Рода и громко провозгласил:
– Испей, Найден, от нашей искренней дружбы в знак твоего приёма в братскую семью. Далее чаша пойдёт по кругу.
Когда вино поставили перед ним, Род поднялся и произнёс с поклоном:
– Благодарствую. Я по своим летам к виноядию ещё не готов.
Тишина стала страшной, потом взорвалась общим возмущением. Бродники размахивали руками, в новика летели то угрозы, то уговоры. Фёдор Дурной внушительно подавал ему знаки. Якуша Медведчиков, ставши рядом, пискляво требовал:
– Пей! Не кобенься! Обидишь малую дружину и атамана - не жди прощения.
Род, не двигаясь, молчал как заворожённый.
– Я тебя научу по-нашенски пить, - предложил Якуша, - Вот берёшь золотой сосуд, подносишь ко рту…
– Не пей, - истиха предупредил выученик Букала.
– Чую здесь беду.
– Да окстись, - не поверил богатырь.
– Вот я тебе покажу сейчас… Вот!
– и он отпил несколько больших глотков.
Невзор стукнул кулачишкой по столу и вскочил. Глазки его метали громы и молнии в сторону новоиспечённого бродника.
– Якушка, передай ему чашу! Пирники [142] , заставьте этого харапугу [143] выпить! Иначе мне такой оглядень [144]
Валаам Веоров вскинул белые брови, а глаза его ещё глубже ушли в глазницы.
Богатырь поставил чашу на стол и стал меняться в лице: голые верхушки щёк покраснели и задрожали, усы и борода взъерепенились, заросшие очи вылезли из орбит, как два зверя из чащи.
[142] ПИРНИК - распорядитель на пиру.
[143] ХАРАПУГА - нахал, дерзкий человек.
[144] ОГЛЯДЕНЬ - слишком осмотрительный человек.
– Коришь новика, атаман? А себя не коришь?
– огласил он хоромину звонким тенором - куда вся писклявость делась?
– Чаша братства у нас или чаша рабства? Какую ты жизнь в Азгут-городке устроил нам, лисья мать? Не в избах, в хлевах живём, как скоты! Все бабы наши в Затинной слободе одиночествуют. Лишь твоя чага ежедень и еженощь греет тебе змеевину, всем нам на зависть. Это что, братство?
Якуша не замечал, как Дурной изо всех сил дёргает его за рубаху и шипит за спиной:
– Без ума в пиру не мудри! Без ума в пиру не мудри!
Заметил это сам атаман и велел:
– Оставь его, Фёдор. Пусть все доскажет.
– Добычи с нас девять десятин требуешь. Одну лишь нам оставляешь, на печке сидючи. А где все это богатство? В тайных мошнах у новгородских гостей! Мы тут посконную кашу жрём, а там, на Софийской стороне, на левом берегу Волхова, тебе островерхие хоромы строят да боярскую шапку шьют. Вестоноши [145] о том разносят не где-нибудь, в самом Суздале!
Невзор тем временем склонился в сторону лжеволхва. Переговорили, и Валаам кивнул. Атаман подал знак своим отрокам. Жядько и Клочко, кликнув подмогу, подступили к Якуше сзади, приняли его за руки. Он при последних своих словах рванулся, стряхнул было атаманову обережь, открыл рот ещё крикнуть что-то, но вдруг обмяк и при втором приступе насильников уже не сопротивлялся. Его скрутили, вывели из-за стола на середину избы.
[145] ВЕСТОНОША - разносчик известий, вестовщик.
Малая дружина на это ответила ропотом.
– К ядрёной матице болтуна!
– приказал Невзор.
Общество ахнуло от неожиданного приговора.
Род тем временем поднял чашу, долго нюхал вино, окунул в него палец и попробовал на язык. Потом крикнул филином:
– Ух-ух-ух-у-у-ух!
И свирепая тишина сковала хоромину. Уводившие Я кушу остановились.
– Вино-то с подмесью, - сказал Род.
– Не для подсластки, а для обману.
– Лгач!
– вскочил Валаам Веоров.
– Клеветарь!
Выученик Букала рассмеялся.
– На воре шапка горит!
Однако и Невзор рассмеялся.
– Хитроныра ты, Найден! Я это вино пил, Ольда моя пила, Жядько и Клочко пили, даже ведалец Валаам отпробовал, а никто крамольного слова не произнёс.
– Твой ведалец пил последним, - тихо возразил Род.
– При питье он отряс со своих усов порошок, изготовленный из корней горички. Сама-то трава от змеиных укусов лечит, а зелье из её корня не попригожу развязывает язык. Подойди ко мне, Конон, лживый волхв, отдай-ка свой воровской припас.