Кровь боярина Кучки
Шрифт:
2
Ехали верхами. Под Родом был конь покойного Зуя по кличке Ленко, серый мерин, грива налево с отмётом. Сам по себе он двигался только шагом, а следуя за другими, и мелкой рысцой трусил. Настоящий Ленко.
– А за что тебя, Фёдор, прозвали Дурным?
– спросил Род.
Бородач, обернувшись, прищурился.
– За то, что умней других.
Краснолесье перемежалось болотами. Двигались то гуськом по ведомой бродникам нитечке, то раздвигали хвою, а конские ноги путались в корневищах, вылезших из земли клубками окаменевших змей. Лес, совсем не знакомый Роду. Окажись он в
– Не доверяешь мне, старый знакомец? А сам же от смерти спас…
– На всех держи неверку, будешь всегда сверху, - откликнулся бородач.
Род понял, «братья» и друг другу не доверяют. Иначе Фёдор Дурной, пожалуй, мог отпустить его после смерти задиры. Небось опасался Шишонки с Озяблым!
Внезапно выбрались на лесную просеку, на дресвяную дорогу. Едва пересекли её, Дурной с Озяблым остановились.
– Не обессудь, сынок, - сказал бородач, - Придётся сызнова завязать тебе глаза. С тех пор как проклятый Бараксак навёл на наш городок княжеских кметей, атаман велит всем яшникам завязывать глаза. Внедавне богатый боярин Перхурий Душильчевич был привезён с незавязанными глазами, так Невзор отправил его к ядрёной матице. А не то бы живым возвратил за выкуп.
– Я случаем в лесу видел, как ваши братья гонялись за Бараксаком, - припомнил пленник, - Один прозвищем Лухман…
– А, полоротый Васька?
– тихо откликнулся Озяблый.
– Да разве он кого найдёт?
– Бараксака ждёт месть, - заявил Дурной.
– Слишком много наших погибло. У-ух, была рубка! И городок сгорел. Пришлось обустраиваться на ином новце.
Пленник, сидя в седле, ничего не видел. Коня его тянули водком. Он прикрывал руками лицо от колючих ветвей. Значит, вновь двигались чащобой по тайным тропам.
Вот ветви исчезли. Род опустил руки. Фёдор Дурной торжественно объявил:
– Азгут-городок!
Почувствовалось, что Ленко после корневиц и болот ступил на торный путь. Домовито запахло берёзовым дымом. Издали быстро накатывалось многоголосье.
– Наши едут!
– прозвучал хриплый голос.
– Своих везут!
– отвечал Фёдор Дурной.
Загремели засовы, тягуче заскрипели ворота.
Рода сразу же окружили гомонливые звуки человеческого скопища. Его ссадили с коня, повели куда-то. Вот ступени, скрипучий дощатый пол… Он в большом, полном людьми доме. Это Род понял по духоте, звукам еды и питья, пьяным голосам пирующих.
– Яшник! Яшник!
– раздавалось вблизи.
Грубая рука сдёрнула повязку с глаз пленника.
Первым, кого увидел Род, был некрасивый маленький человек с бугристым черепом, клочкастыми волосами. Две тёмные волосяные скобки лежали друг на друге, перекрещиваясь концами, - усы и борода. А в них бесцветной чертой - прямой рот. Над скобкой усов свисал как ударом приплюснутый нос. Лишь глаза глядели приятно, озорно, по-мальчишески. С недоростка спадал накинутый на плечи лёгкий опашень, подпушённый тафтяною пестрядью [127] . Обочь стоял Фёдор Дурной и что-то почтительно объяснял этому, не спускавшему с пленника глаз, человеку, видимо, атаману, и впрямь Невзору, то есть невзрачному. Значит, прозвища не всегда давались лукаво, как умному Дурному.
[127] ПЕСТРЯДЬ - ткань из крашеной основы и белого утка или наоборот.
Род
Позади атамана высились двое молодцов, упитанных, как боярские отроки.
– Жядько, - обратился он к одному из них, - вели пусть нишкнёт вся эта халудора [128] , - и повёл взглядом, - я с новиком [129] говорить хочу.
– Ти-ша!
– рявкнул Жядько так, что зазвенела посуда.
В огромной многолюдной избе все звуки оборвались.
[128] ХАЛУДОРА - шваль, оборванцы, негодяи.
[129] НОВИК - новый человек.
– Кто таков?
– ласково спросил Невзор.
– Родислав Гюрятич Жилотуг, - ответствовал пленник.
– Позовите Филимона-гудца!
– велел атаман.
Послышалось движение у двери.
– Истинно ли, что ты испытал плеч с Зуем и одолел?
– последовал вопрос, произнесённый как бы сквозь зубы.
– Истинно, - сказал Род.
– Подайте оружие Якуши Медведчикова, - велел атаман.
Великан, заросший по глаза волосами, поднялся из- за стола.
– Справедливо ли так-то?
– пропищал он.
– Зую из моего лука не послать стрелы.
– Невзор прищурился в его сторону, и Якуша - в нем Род узнал одного из бродников, от которых прятался с Улитой на дереве, - тем же писклявым голосом попросил: - Лухман, подай что велят.
Такого тугого лука Род и представить себе не мог.
Кто-то повесил на гвоздь картуз неподалёку от двери.
– Ну позабавься, - тихо попросил атаман.
Все встали со своих мест. Побледневший Дурной что-то зашептал на ухо Невзору, тот отмахнулся.
Род, не понимая общего смятения, наложил стрелу и натянул тетиву. В голове была одна мысль: силы потребуется побольше, зато дострел дальше и вернее. Весьма знатный лук!
Единодушный выдох огласил избу. И стрела вонзилась в мишень. «Зачем в двух шагах стрелять из такого лука?» - подумал юноша, оглянувшись на атамана.
– Теперь верю, - грустно сказал Невзор.
– Ты одолел задиру.
К ним подошёл старик. Тонкий переладец [130] в его руке готов был вот-вот заиграть, поднесённый к губам.
– Ну, бывший челядинец Жилотугов, скажи, - обратился к нему Невзор, - знавал ли ты прежде задиру Зуя?
Гудец затрепетал как осиновый лист и уронил переладец.
– Небось!
– ободряюще вскинул бороду Невзор.
– Его уже нет в живых. А вот его головник, - указал он на пленника.
– Похож на твоего господина?
[130] ПЕРЕЛАДЕЦ - род дудки.
Гудец вперил полузрячие очи в юношу и вдруг бросился перед ним на колени, схватил за руку, прильнул к ней сухими губами.
– Гюрята Рогович… юный… две капли воды, - бормотал старик.
– Мой поклон тебе!.. Отмстил, отмстил гадоеду [131] за смерть батюшки с матушкой. Хоть единому, да отмстил!
– Судьба всем отмстит, - тихо обронил Род.
Гудец поднял переладец, спрятал под пестрядинную рубаху в синюю полоску и поднялся.
– Я-то Зуя знал, - отвечал он Невзору.
– И не Зуй это вовсе, а Степанко Собака, беглый Кучкин кощей. Свидетель всегда татя узнает, а тать свидетеля - нет.
[131] ГАДОЕД - поедатель гадов (ругательство).