Кровь боярина Кучки
Шрифт:
– Родинька, спаси нас, спаси! Совсем не найдусь, что делать…
Род изложил свои замыслы о побеге в Киев. Яким заплескал в ладони. Девушка отпустила юношу.
– Ждите, - приказал он, - Схожу к боярину.
Уходя, он унёс в ушах встревоженный голос отрока:
– Берегись, братец, там злец Петрок!
У двери боярских покоев его остановил громкий разговор.
– Андрей не выдаст своего тестя даже отцу. Ужели надо доказывать?
– это басил глазун.
– Недоказуемое как доказать?
– скрипел несмазанной глоткой незнакомец.
– В черепе
– Сбили вы меня с толку оба!
– сердито проверещал Кучка.
Тут вошёл Род.
Кучка стоял за своим аналоем, где всегда читывал священную книгу. На сей раз книги не было. Глазун сидел на лавке насупротив. А между ними, расставив ноги, высился красноликий богатырь, будто налитый медью. В нем Род узнал Мамику, виденного однажды в шатре у Гюргия.
Все трое по-разному уставились на вошедшего - Кучка смятенно, глазун испуганно, Мамика непонимающе.
– Ты?.. Кто пустил?.. Как посмел?
– задыхался боярин.
– У вас тут полная несторожа [348] , - объяснил Род.
– Дивлюсь такой беспечности. Вот-вот Гюргий по зову Петрока объявится в Красных сёлах.
– Што ты тут лепишь?
– шёпотом возмутился глазун.
– Не леплю, а довожу истину, - спокойно поправил Род.
– Или запамятовал, что ономнясь [349] посылал Дружинку Кисляка к князю Гюргию? Дружинка твой доложил потонку, будто с боярыней в порубе сидишь, а боярин с семьёй в Киев метит под щит ненавистного Гюргию Изяслава. Князь в сердцах поход - по боку, сам - сюда. Решил: осиное гнездо за спиной оставлять негоже.
[348] НЕСТОРОЖА - непринятие мер к охране.
[349] ОНОМНЯСЬ - позавчера, третьего дня.
Кучка, исказив лик, уставился на Петрока. Мамика, быстро сообразив случившееся, изготовился, аки рысь, к прыжку. Достаточно малого знака боярского, и глазун будет в его лапах.
– Облог!
– вскочил тот.
– Облог!
– И, выбив могучим плечом оконницу, бросился в ночную чернь, как в небытие.
– Упал, дурень! Расшибся насмерть! Сколько тут сажен?
– всполошился Степан Иваныч, даже сейчас не в силах смириться с гибелью своего любимца.
– Под твоим окном - кровля, тут подклет выступает, - напомнил, скрипя зубами, Мамика.
– Ниже - ещё кровля. Так что не разобьётся твой драгоценный сосуд, господин.
– Думать надобно об ином, - вставил Род.
– Петрок выпустит Амелфу.
– А?
– сызнова встрепенулся Кучка.
– Побеги, Мамикушка, упреди!
Мамика выскочил из покоя с полной боевой готовностью.
Оставшись наедине, юноша со старцем долго молчали. Наконец, собравшись с духом, приняв деловитый вид, Степан Иваныч спросил:
– Ты пошто пришёл? По Улиту?
– Я пришёл вас спасти. Тебя и твоих детей, -
– Знаю лес, как свои хоромы. Все дороги заставлены княжескими людьми. Скроемся в лесах, потом у моих знакомцев, к коим ты посылывал меня на смерть.
– Я посылывал?
– сузил глазки Кучка.
– Ну, Петрок без твоего извола, - усмехнулся Род.
Старый грешник промолчал.
– В Киеве у меня есть люди, - продолжил названый сын боярина, - представят тебя князю Святославу Всеволодичу, а он новой жизнью наградит.
– За что?
– сморщив лоб, вопросил старик.
– За будущую службу, вестимо.
– Поздно мне новым князьям служить, - вздохнул Кучка и с беспокойством глянул на дверь.
– Мешкает Мамика… нешто опоздал?
Обмякший, как слива, из коей вынули ядро, потерявший вид, боярин покинул свои покои. Род пошёл за ним. С гульбища спускались под жалкий скрип давно не менянных ступеней. В ярком полнолунии молча шли к порубу. У дверей узилища споткнулись о Мамику. Он лежал ничком. Из-за лопатки посверкивала рукоять ножа. Род прикрыл глаза, подумал и сказал:
– Дверь была распахнута. За ней стоял предусмотрительный глазун. Охранышей, себе подвластных, отослал. Подкараулил глупого богатыря и уложил на месте.
Кучка все-таки вошёл в сторожку, заискрил огнивом, зажёг свечу, глянул в лаз земляной ямы…
– Улетела птица?
– спросил Род.
– Предан, всеми предан, - тряс седой головой старик.
– Мной, боярин, ты не предан, - молвил сын Гюряты.
– Тебе не верю!
– крикнул Кучка.
– Верю тем, кому творил добро, а кому зло…
Тут верховой влетел в раскрытые ворота, пересёк двор, вздыбил синего коня перед боярином и спутником его, что шли к хоромам.
– Князь пришёл на Боровицкий холм! С ним гридей видимо-невидимо! Кмети в Красных сёлах рыскают зверьми. Идут сюда!
Степан Иваныч завизжал как резаный:
– То-ми-и-и-и-лка-а!
Прибежал Томилка.
– Где Малой с боярыней?
– Не ведаю.
Старик метнулся к терему.
– Разумно поспешай, Степан Иваныч!
– крикнул Род, - Остановись!
– Спасай детей!
– совсем ополоумел обречённый.
– Они не виноваты!
Род бросился за ним. Но не нагнал. По переходам - тишина немая. В Улитиной одрине - тихий разговор.
– Ах, Родинька!
– вскочила побелевшая боярышня.
– Ну что решили?
Услышав вкратце о случившемся, Улита сообщила, что как раз отправила Лиляну на отцову половину. Она сейчас, конечно, приведёт боярина. И тут вошла Лиляна.
– Господина нигде нет…
Род видел, как Степан Иваныч вошёл в терем. Не мог же он сосулькой испариться, хоть перед тем оледенел от страха.
– Вам спешно надо уходить, - построжал юноша.
– Вот-вот здесь будут люди Гюргия…
– Мы собрались, - обрадовал Яким.
– Спаси отца!
– воскликнула Улита.
– Нас - после. Спрячемся и переждём. Пройдёшь с ним подземельем к речке Рачке. Невдолге выйдете к Мосткве-реке. Переправляйтесь на Великий луг. Там травы выше головы… Спасай нас поособно.