Кровь и свет Галагара

Застырец Аркадий

— Когда же случилось с вами это несчастье?

— В начале осени, вскоре после окончания войны, но еще до того, как отец наш вернулся в столицу.

— Везет же мне на наследников престола! — невольно воскликнул Нодаль, благодаря своему быстроумию, сразу сообразив, что если бы перед ним был чокнутый самозванец, то уж верно называл бы себя не побочным сыном, а властелином Крианского царства. В тот же лум, опомнившись, он совершил перед Шан Цваром положенные поклоны и спешно поведал ему о событиях, происшедших в Саркате, поведал все, что знал со слов почтенного Цалпрака.

— Увы, славный Нодаль! Теперь я отлично разумею, что был похищен сообщниками самозванца, бессовестно занимающего ныне саркатский престол, по праву

принадлежащий мне. И верно, негодяй этот силен, коли оказался способным на такое; верно, и в столице его окружают преданные слуги, среди которых немало могущественных придворных.

— Не сомневайтесь, государь! Противник ваш очень силен, и даже гораздо сильнее, чем вы предполагаете! — воскликнул Нодаль, держа в мыслях чернородного дварта.

— Говори мне «ты» и называй по имени, мой доблестный избавитель! Пока что не могу тебя наградить ничем иным. Но как только я восстановлю свое право и воссяду на крианском троне, ты получишь достойное вознаграждение!

«Однажды уже доводилось мне слышать нечто подобное, — заметил про себя Нодаль, — и помнится, от представителя царства, враждебного Крианскому. Ну и кидает же меня судьба, играя в бозабар со смертью!»

Проведя в беседе с Шан Цваром пару нимехов, он убедился в том, что этот юноша обладает ясным и трезвым разумением, что в черных его глазах, как говорится, листва бежит могучим потоком, а из уст исходит чистый элих сладкозвучных речей.

На следующее утро, почерпнув свежие силы в покойном сне, они пробудились и стали собираться в дорогу. Накануне Нодаль сумел убедить Шан Цвара в том, что прибытие в Саркат будет для него самоубийству подобно. Обсудив всевозможные обстоятельства, взвесив желания и надежды на весах неспешного разумения, они порешили, что наилучшим убежищем для опального наследника крианского престола будет Айзур. А кратчайший путь в цлиянскую столицу лежал вдоль берега, вверх по течению Сара и далее — через Сакларский перевал. Однако Нодаль, вкратце поведав свою историю Шан Цвару, сразу же объявил, что не может его проводить до самой цлиянской столицы, ибо направляется в Восьмибашенную Эсбу на поиски царевича Ур Фты. Порешили на том, что, вместе проделав большую часть пути, они расстанутся в Дигале, после чего Шан Цвару придется в одиночестве перебираться через горы Шо.

В нижних помещениях башни они обнаружили целый гавардгал и настоящий склад провианта. Нодаль выбрал для Шан Цвара, мало смыслившего в гавардах, великолепного крепкого зверя огненно-рыжей масти и заставил снарядиться зайгалом на простом кожаном опояске. Затем они запаслись еще одним полным коцкутом еды и напитков и задолго до полудня покинули руины обители Небесного Взора.

Когда они отъехали на полаэтала, Нодаль придержал своего гаварда, повернулся в седле и громко проговорил:

— В присутствии незаконно обиженного государя Кри клянусь тебе, что, выполнив свой долг перед царевичем Ур Фтою, я сделаю все, чтобы восстановить твою цветущую обитель, и да будет она обителью памяти о тебе, великий Олтранагасайладар Геалорбоцирибур!

Засим они помчались, непрестанно погоняя своих гавардов, взрывавших тяжелыми лапами снег, и уже не останавливались и даже не оглядывались до первого привала.

* * *

В ясный зимний день к пристани крианской Эсбы подошла небольшая диковинная лодка с косым парусом и высоким носом. Хозяин «Зеленого рузиава», тот самый расторопный малый в лестерцовом переднике, которого ты, верно, припомнишь, если постараешься, издали наблюдал за ее приближением. Он был изрядно удивлен и раздосадован и в этих чувствах бормотал самому себе:

— Сколько зим живу я при море, а подобной посудины не видал! Ни на Лауте, ни на Лаите, ни на острове Рес, ни в Корлогане, ни на Ачеде не строят лодок с такими носами и не шьют таких парусов!

Нечего и говорить, что он удивился еще больше, когда увидал,

как на пристань сходят с пришвартовавшейся лодки всего двое, направляются прямо к «Зеленому рузиаву», а при ближайшем рассмотрении оказываются весельчаком Тер Цатом и его слепым приятелем, тем самым, что в ночь восшествия на саркатский престол наследника Шан Цвара попался в лапы притравщиков с «Соленой вейры». Хозяин харчевни не был каким-нибудь злодеем, но становиться на пути букталанных притравщиков считал просто-напросто безрассудным делом. Он и Тер Цату, этому славному малому, не открыл в ту ночь всей правды, потому что прекрасно разумел — дознается это подлое племя, что он их выдал, — не пощадят ни заведения, ни его самого. А вот коцкут он сохранил, это пожалуйста, он ведь не мошенник с рыбного рынка, а честной агар и водитель почтенного дела.

Приветливо помахав рукой, он пригласил обоих в свою харчевню, на славу угостил их, хотя и не за счет заведения, и, наконец, подвел к чуланчику, где среди горшков с приправами, ароматных связок лиглона и прочих запасов царевич Ур Фта нащупал свой коцкут и с радостью закинул его на плечо.

— Скажи-ка, хозяин, — спросил он, когда вдвоем с Трацаром они уже стояли на пороге, — возможно ли теперь купить в городе хороших гавардов?

— Как же, как же! Очень даже возможно. Третьего дня букталан «Забава прилива» пришел из Корлогана с грузом в дюжину дюжин голов. А распродажа в большом городском гавардгале только вчера началась.

— Ну что ж, благодарим тебя за честную услугу, — с беспечной улыбкой сказал Трацар, отсчитывая золотые хардамы. — Только впредь поступал бы ты по правде всегда, а не с разбором. Ведь нечего тебе страшиться букталанных притравщиков — они такие же дельцы, как и ты, да только дело у них погрязнее будет.

«И правда, чего мне страшиться этих негодяев? — Подумал харчевник. — Плевать я на них хотел, а не потакать их поганым делишкам! Правильно почтенный Тер Цат сказал».

Он проводил глазами странных своих посетителей, потом и правда плюнул за порог, решительно кинул на плечо полотенце и скрылся за дверью.

Ур Фта и Трацар быстро добрались до городского гавардгала и вошли туда в самый разгар торга. Под высокими бревенчатыми сводами с двух сторон тянулись добротные стойла, возле каждой дюжины которых имелся опытный маклак с трещоткой. Стоило кому-нибудь из них залучить покупателя, как он при помощи своей трещотки обращал на себя внимание большого купца, восседавшего на высоком помосте в центре гавардгала. Затем он криком оповещал о состоявшейся продаже; а пересчитав хардамы — о правильной уплате, и вскидывал руку, пальцами показывая число проданных зверей. Купец же, не сходя с места, получал представление о том, насколько успешно идет торговля, и делал отметки на особой дощечке. Между купцом и его маклаками все загодя было решено, и цена, получаемая им за каждого гаварда ни уменьшиться, ни увеличиться во время торга не могла. Разницу между нею и тем, что платил покупатель, ловкие залучалы отправляли к себе в карман в качестве вознаграждения и торговались отчаянно, до хрипа и слез.

Один из них у самого входа вцепился в рукав Трацару и, вращая глазами, завопил:

— Только мои, господа, только мои! Скок мягкий как пух фогоратки, мчатся быстрее отливной волны, масть — изумительная, на выбор — седина в небесах, розовый лелод, мубигал с золотой прожилкой! А умны-то, умны! Да разъезжать на любом из них — все равно, что оседлать царского советника!

И Трацар, не выпуская руки царевича, дал себя увлечь первому встречному зазывале, но вовсе не от того, что заслушался, как тот расхваливает свой товар. С Трацаром что-то случилось, как только они вошли в гавардгал. Он вздрогнул и, поворачивая лицо из стороны в сторону, стал напряженно прислушиваться, словно пытался уловить звуки знакомого голоса сквозь крики, треск и рычание гавардов, наполнявшие это громадное помещение.