Кровь и свет Галагара
Шрифт:
— Как, ты говоришь, звали этих героев? — переспросил Ур Фта.
— Ал Грон и Фо Гла.
— Нет, не доводилось, — сказал он, печально покачав головою.
— И мне не пришлось, — тихо вымолвил Нодаль.
А Трацар, пробормотав несколько непонятных слов и проделав что-то замысловатое руками, сообщил:
— И я ничего не могу сказать о них, кроме одного. Крепитесь в сердцах своих, ибо нынче уж нету в живых ни того, ни другого.
Все отдали погибшим адлигалу. Затем старик и девушка, обнявшись, зарыдали и повернулись, чтобы уйти. Но в последний
— Взгляни-ка, красавица, и ты, почтенный. Не узнаете ли вы эту вещицу?
Он снял висевшую у него на груди рядом с саорой деревянную резную фигурку сужицы, сжимающей в клюве кольцо, и протянул ее на ладони.
Чин Дарт первая обернулась и медленно подошла к нему. Увидав талисман, она схватила его и поднесла к самым глазам, словно не решаясь им верить.
— Да, это он, — чуть слышно сказала она наконец. — Я своими руками вырезала этот талисман из айзурской айолы и повесила его на шею Ал Грону, когда прощалась с ним.
Нодаль вскочил, почтительно обнял Чин Дарт за плечи и усадил ее рядом с собой. Он сказал:
— Теперь я знаю имя своего спасителя. Слава Олтрану, теперь мои дети и дети детей их детей будут воздавать хвалу не безымянному герою, а айзурцу Ал Грону. Слушайте все. Этот отважный юноша, обнаружив перстень Ур Фты, случайно сохранившийся при мне, вывел меня с Черных Копей, где я томился множество дней и ночей, ослепленный и оглушенный злыми чарами. Славный Ал Грон провел меня через Долину Кронгов. И вот я жив, а сам он геройски погиб в когтях одного из этих чудовищ…
— Славный витязь! — взмолился почтенный Нирст Фо. — Ты был, говоришь, слеп и глух? Вполне ли ты уверен, что рядом с Ал Гроном тогда не было моего Фо Глы?
Нодаль задумался и, чтобы утешить старика, сказал:
— Я не вполне уверен, отец. Возможно, было их двое, и второй погиб еще до того, как мы натолкнулись на свирепого кронга. Но не отчаивайся, следы твоего сына непременно отыщутся. Мы еще услышим о нем, обязательно услышим!
— Государь, не следует ли нам подкрепиться и отдохнуть? До рассвета осталось не так уж много времени, — негромко сказал советник Од Лат, наклонившись к Ур Фте.
— Ты прав. Распорядись, чтобы почтенному Нирсту Фо и красавице Чин Дарт выдали достойное вознаграждение. Пускай примут без обиды. Я сам потерял отца и от чистого сердца желаю умерить их скорбь. Кто знает, какие несчастья ждут нас еще впереди? А когда закончишь с этим, поспеши в мою прежнюю опочивальню. Хочется мне именно там побыть одному напоследок и выкурить трубочку саркара в предрассветный нимех.
Од Лат увел за собой Нирста Фо и Чин Дарт. А все остальные по приглашению Ур Фты направились во дворец. Но видно, в эту скорбную ночь не суждено было отдыхать ни единого рофа никому в цлиянской столице.
Не успели они на тикуб отойти от Западной башни, как государю принесли весть о том, что прибыл гонец из Стора.
Он появился из тьмы верхом на гаварде, утыканном стрелами. Несчастный зверь, хрипя и извергая кровавую пену, свалился у самых ворот. Всадник, на удивление легко раненый в плечо,
Оказавшийся совсем еще зеленым юношей гонец преклонил колени перед умирающим зверем и, приподняв ему голову, расцеловал ее, обливаясь слезами. И только после этого, убедившись, что гавард уже мертв, он поднялся навстречу подоспевшим айзурцам и потребовал немедленно вести его к Син Уру.
Уразумев, что великий царь умер, он скинул помятый шишак, торжественно отдал покойному адлигалу и объявил, что должен говорить с Ур Фтой. Не прошло и рофа, как желание его было исполнено. Юный посланец Стора с наскоро перевязанной раной почтительно склонился пред молодым государем, назвал свое имя — Дал Сат — и, не теряя даром ни единого лума, приступил к рассказу. Время от времени голос его срывался, он то и дело неуклюже взмахивал уцелевшей рукой, словно подбитая птица, и в ужасе округлял глаза.
— Государь, прошлой ночью войска противника подошли к крепости, не таясь, на расстояние не более полуатрора. К тому времени наши разъезды уже возвратились, мы пустили воду в ров, подняли мосты и приготовились к отражению штурма.
— А велики ли числом осадившие крепость войска? — спросил Ур Фта.
— Велики, государь. Не менее двух грозных дюжин. Но дело не в этом. На рассвете минувшего дня стали у нас твориться зловещие чудеса. Прежде всего, что-то неладное произошло с огнем. Сперва кто-то один, потом другой, а там и повсюду заметили это. Вода не закипала в котлах. В дома и бастионы пробрался лютый холод. Некоторые держали руки в пламени, другие садились прямо посреди костра и так сидели, третьи даже головы совали в растопленные очаги — все без толку. Огонь перестал греть, и даже напротив — обдавал какой-то ледяной влагой.
К полудню добрая половина воды, запасенной для питья и приготовления пищи, обратилась в лед. И тогда случилось нечто еще более ужасное — подобно тому, как огонь перестал быть огнем, вода перестала быть водою…
— Что ты хочешь этим сказать? Выражайся яснее, — потребовал Ур Фта.
— Водой невозможно стало напиться. Как только мы набирали ее в рот, она словно бы превращалась в воздух. Представь, государь. Ты видишь воду, слышишь, как она плещется в чашке или в котелке, но выпить ее ты не можешь. Она есть, если верить глазам (прости, государь) или слуху, и в то же время для тебя ее просто не существует.
— Другого питья в крепости нету?
— Есть, государь, несколько дюжин бочонков с рабадой и дюжина бочек молодого мирдрода. Мы сразу обнаружили, что их можно пить. Но жажду этим утолить трудно, да и запасы отнюдь не велики. К тому же в крепости две дюжины малых детей. Что с ними-то делать? Да ведь и на том наши беды не кончились. Хвала Су Ану, командир гарнизона Най Лан, как только с водой чудеса приключились, отдал приказ — каждому наколоть как можно больше льда, и набить ледяным крошевом карманы, сумки, пазухи, короче говоря — запастись им с избытком. Только это нас и спасло.