Кровь и свет Галагара
Шрифт:
— Прости, отец, — молвил Ур Фта сквозь слезы. — Прости, что не был я рядом и не закрыл тебя собственной грудью от вероломного удара. Его нанес тебе не Шан Цвар, а тот, кто лишь выдает себя за него. Клянусь прозрением, я покараю наглого самозванца!
— Все свершилось по слову Су Ана, — сказал на это Син Ур. — В ночь накануне твоего участия в Золовате встречался я с ним…
— И он предсказал…
Царевич умолк, не в силах произнести ужасное слово, но отец продолжал за него:
— Мою гибель? Да, сын мой. Великий Су Ан многое мне открыл. Он наказал не противиться твоему участию в поединках и не препятствовать твоему побегу из Айзура. Он запретил мне искать тебя и пытаться тебе помочь. Он сказал, ты с честью
— О! Великий премудрый Су Ан! — воскликнул царевич. — Ему ведомо все в Галагаре! Но ты должен жить и вести нас к победе, великий царь!
— Знаю, ты — любящий сын. Но я должен сказать и умереть. Жить и вести цлиян к победе — отныне дело твое. Су Ан велик, но как же скрыть от тебя то, что пришлось мне услышать из его же собственных уст? Когда расставались мы на рассвете, он прощался не только со мной. Он прощался с Айзуром и открыл о себе, что вскоре вслед за мной навсегда покинет Галагар…
— На кого же он нас оставляет? — с горечью и отчаянием воскликнул царевич.
— Такова воля, которой подвластен великий Су Ан, — сказал Белобровый Син Ур, и с этими словами выдохнул славную свою душу.
Ур Фта всеми четырьмя руками обхватил его остывающее тело и безутешно зарыдал. В тот же лум легла ему на плечо знакомая рука, и он услышал голос неунывающего Трацара:
— Ведь ты разделишь свое горе со всеми, кому был дорог Великий Син Ур. Не время предаваться скорби и унынию. Защитники Стора вряд ли продержатся долго. А неприятель одновременно продвигается к Фатару. Цлиянский флот разделился и отошел в заливы, чтобы в бухтах прикрыть Укбат и Каллар от натиска бесчисленных крианских кораблей…
— Ты прав, мой верный Трацар, — выпрямившись и отдавая адлигалу, сказал царевич. — Я прикажу немедленно начинать похоронный обряд. Ночь впереди, и ее нам хватит, чтобы проститься с великим царем. А наутро мы выступаем в поход.
— Положись на меня, государь. Я отдам все необходимые распоряжения, — срывающимся голосом произнес советник Од Лат, почтительно склонившись на пороге царских покоев.
— Государь? — растерянно повторил Ур Фта.
— Да, — подтвердил Трацар. — Ты больше не царевич. Ты — царь в пределах Цли, как ни горько тебе это слышать. И с первого дня своего царствования должен будешь приложить сверхагарские усилия, чтобы доказать: величие твоего отца не уплывет с его телом в атановом клузе, ибо ты унаследовал его в полной мере.
До половины ночи нескончаемым потоком стремились айзурцы с факелами в руках к небольшой площади возле царского дворца. Там на возвышении освещенный огнями лежал великий царь Син Ур Белобровый, уснувший вечным сном. Он был облачен в парадные доспехи, украшенные золотыми зарослями по черному полю. В правую руку вложили ему грозный меч по имени Суизум с обнаженным пламенеющим клинком, в левую — шлем с ажурными серебряными плавниками, словно выросшими из висков, и устрашающей личиной. Его длинные седые кудри были расчесаны, как полагается, на три стороны, его лик был чист и светел. Мертвый царь застыл в величественном безмолвии, но его призыв — не щадя жизни, стоять за цлиянские земли — ведом был сердцу каждого цлиянина, и здесь, в Айзуре, и далеко за его пределами. Вняв предсмертному зову царя, суровые арфанги вели за собою войска берегами великих цлиянских рек Равизы, Лаины и Асиалы. Грозная дюжина Ивора уже в эту ночь пришла под стены столицы, и вместе с айзурцами иворцы оплакивали всеми любимого государя. Не поскупились, снаряжая войска, города надежного Юга — Гатор Холтийский, Мигла, Саин и Глион. В их кузницах ковалась могучая преграда новому крианскому нашествию.
Героям Буйного луга ведомо было, что на сей раз победу вырвать будет гораздо труднее, но бодрости они не теряли. Даже в Айзуре унылые вопли плакальщиц то и
— Отложим поминальную трапезу до лучших времен, — возгласил Ур Фта, повернувшись лицом к своим подданным, как только отправленный по течению клуз скрылся во тьме. — На рассвете мы выступаем. Используйте оставшийся нимех для сборов и прощания с родными. Ведь многим, быть может, не суждено возвратиться назад.
Собрав совет в Западной башне, юный государь выслушал опытных арфангов и советника Од Лата, поразмышлял наедине с Кин Лакком сколько-то афусов и объявил о своем решении: грозной дюжине Ивора разделиться на две неравные части — треть иворцев должна на рассвете подняться в горы и, заняв выгодные позиции вблизи и за стенами крепости Тайлар, закрыть Сакларский перевал, откуда неприятель в любой день может обрушиться на Айзур; две трети должны идти в Стор и, оттянув на себя значительные силы, облегчить положение осаждаемой крепости и не допустить штурма; айзурцам, числом полсотни черных дюжин, которые возглавит сам Ур Фта, — выдвигаться к Фатару и там, по возможности не ввязываясь в большое сражение, ожидать подхода основных сил; Нодалю вручается гребень арфанга и айзурская гавардерия; Трацар назначается вторым советником на время войны (а Кин Лакк — третьим, добавил он тихо, так, чтобы не слыхал никто, кроме невидимого форла).
Что же до Шан Цвара, Ур Фта и его спутники условились покуда не открывать его имени никому, радея о безопасности самого крианского государя, и на военном совете он не присутствовал, отдыхая в тайной дворцовой опочивальне.
Когда совет завершился, Ур Фте доложили, что с ним желают говорить какие-то айзурцы. Он согласился их выслушать, прежде распустив всех участников совета, кроме Од Лата, Нодаля, Трацара и, разумеется, Кин Лакка — он-то был при царе неотлучно. По знаку Ур Фты к нему приблизились девушка и старик, коих подробно обрисовал зоркий Кин Лакк.
Под бременем зим или свалившихся на него несчастий старик склонился, и можно было бы сказать, что совсем упал духом, если бы не искра надежды, упрямо вспыхивавшая в его взоре.
Великая печаль сквозила и в облике его юной спутницы. Но даже в печали она была удивительно хороша собой. При небольшом росте стройна, как молодой габаль. Темная кофта со шнуровкой на груди и рукавами в обтяжку и белый рахалан с подвернутым внутрь подолом не скрадывали ее прелести и стати. Густые волосы цвета мубигаловой коры были собраны в скромный бутон и заколоты простыми айоловыми шпильками. Громадные глаза в зарослях длинных ресниц словно вобрали в себя всю зелень короткого лета и сверкали из-под натянутых луков бровей, как две саоры в искусной оправе. Ее губы, словно нарисованные на смугловатом лице свежей кровью, слегка оттеняла сверху драгоценная родинка, а нежный подбородок очертаниями напоминал головку леверки.
Девушка заговорила первой, и вот что она сказала:
— Я — Чин Дарт, четвертая дочь покойного Крум Чина, а это — почтенный Нирст Фо. Во время последней войны мы потеряли близких, и потеряли бесследно. В стычке с противником на берегу Асиалы, неподалеку от Стора мой возлюбленный по имени Ал Грон и сын почтенного Нирста Фо, меткий стрелок Фо Гла в числе прочих прикрывали отступление своего отряда. Но в отличие от других воинов, их тела так и не были найдены. В последний лум, когда их видели живыми, они были вместе. Вместе и мы с почтенным Нирстом Фо мыкаем горе и не знаем с тех пор покоя. Слышали мы, что ты, наш добрый царь, и твои друзья долго скитались в крианских землях за горами Шо. Так вот, не доводилось ли вам внимать какой-либо вести о наших?