Кровь и золото
Шрифт:
– Моя царица, скажи, как мне попасть к тебе? Не может быть, чтобы столь страшное событие не нарушило твой безмолвный покой. Неужели я прошу слишком много? Я мечтаю о чуде, но не представляю себе, как оно произойдет. Я молю о милосердии, но не помышляю о том, в чем оно проявится.
Я знал, что совершил бы безрассудство, если не богохульство, умоляя ее оставить ради меня свой трон. Но, может быть, у нее хватит могущества каким-то чудом передать мне силу на расстоянии?
– Как мне вернуться к тебе? – молил я. – Как выполнять
Ответом мне послужило молчание золоченой комнаты. Здесь было так же холодно, как в горном святилище. Я стал воображать, что альпийские снега прикасаются к моей горячей плоти.
Но мало-помалу ужасы начали отступать.
Кажется, я тихо и грустно усмехнулся.
– Я не могу добраться до тебя один, – сказал я, – без посторонней помощи, а как мне получить помощь, не выдав своей тайны? Не выдав секрета святилища Тех, Кого Следует Оберегать?
Наконец я встал на колени и медленно, с трудом, начал карабкаться по каменной лестнице; невзирая на боль, я умудрился встать и Мысленным даром закрыть бронзовую дверь.
Безопасность превыше всего, безопасность. Я должен выжить, думал я. Отчаиваться нельзя.
Потом, рухнув на пол, я бурой мерзостью сполз по лестнице в золотую комнату и упорно толкал крышку гроба, пока он не открылся настолько, что я смог забраться внутрь.
Прежде я никогда не подвергался подобным истязаниям, никогда не испытывал подобной боли.
К последствиям пыток примешивалось чудовищное унижение. Сколько же неизведанного оставалось в мире! Сколько мне еще предстояло узнать о жизни!
Вскоре крики мальчиков стихли вдали, и сколько бы я ни прислушивался, до меня не доносилось ни звука. Корабль унес их за море.
Но Бьянку я слышал.
Бьянка рыдала.
Обезумев от горя и боли, я мысленно проник в дальние уголки Венеции.
– Рэймонд Галлант, член Таламаски, – прошептал я, – ты мне нужен. Рэймонд Галлант, надеюсь, ты не уехал из Венеции. Рэймонд Галлант из Таламаски, услышь мои молитвы.
Я не мог нащупать ни одного следа, но кто знает, во что превратились мои способности? Возможно, они совершенно истощились. Я даже точно не помнил обстановки или адреса его комнат.
Но почему я надеялся его найти? Разве я сам не приказал ему покинуть город? Разве я был недостаточно убедителен? Конечно, он выполнил мои указания. Несомненно, от места, где я еще мог дозваться, его отделяла не одна миля.
И все же я продолжал как молитву твердить его имя:
– Рэймонд Галлант из Таламаски, ты мне нужен. Ты мне нужен.
Долгожданное облегчение снизошло с приближением рассвета. Бушующая боль постепенно начала стихать, и ей на смену пришли сны, как это обычно случается, когда я ложусь до рассвета.
Во сне я увидел Бьянку. Вокруг нее стояли слуги, они утешали ее, а она повторяла:
– Погибли, оба погибли, я точно знаю. Оба погибли в огне.
– Нет, милая, – сказал я и из последних сил отправил
«Бьянка, Амадео больше нет, но я жив. Не пугайся, когда увидишь меня, я весь обгорел. Но я жив».
Чужими глазами я увидел ее отражение: она резко замолчала и отвернулась от них. Я увидел, как она поднялась с кресла и направилась к окну. Я увидел, как она открыла ставни и стала всматриваться в сырой горизонт, где вставало солнце.
«Завтра на закате я позову тебя. Бьянка, я чудовище в собственных глазах, в твоих я тоже буду чудовищем. Но мне придется это пережить. Я позову тебя. Не бойся».
– Мариус, – сказала она.
Столпившиеся вокруг нее смертные слышали, как она назвала мое имя.
Но меня сразил утренний сон. Я не мог сопротивляться. Боль наконец ушла.
Глава 25
Я проснулся с мучительной болью. Час-полтора я пролежал без движения, слушая голоса Венеции, слушая, как катятся воды под домом и вокруг него, как утекают в каналы и в море.
Я искал еретиков Сантино, исполненный тихого величественного ужаса при мысли о том, что они до сих пор ищут меня. Но они все исчезли – по крайней мере, на какое-то время.
Я попробовал поднять мраморную крышку саркофага, но не смог. И снова Мысленным даром я сдвинул ее, а потом ослабевшими руками оттолкнул в сторону.
Вот странное чудо, подумал я, – мысль оказалась сильнее рук.
Мне удалось медленно-медленно подняться из холодной красивой могилы, обустроенной по моему вкусу, и в конце концов, приложив невероятные усилия, я уселся на прохладном мраморном полу, созерцая, как в лучике света, просочившегося из комнаты, отделенной дверью на лестнице, мерцают золотые стены.
Страдания мои и усталость были ужасны. Я испытывал горький стыд. Я-то считал себя неуязвимым, и тем сильнее оказалось унижение, тем больнее пришлось падать с вершины гордыни.
Слишком жива была память об издевках сатанистов. Я не мог забыть криков Амадео.
Где он сейчас, мой прекрасный ученик? Я прислушивался, но ничего не слышал.
Я снова воззвал к Рэймонду Галланту, зная, что мои усилия тщетны. Я вообразил, как он едет по материку в Англию. Я произнес его имя вслух, и оно эхом отдалось в золотой комнате, но найти его я не смог. И понимал, что не смогу. Я только хотел удостовериться, что он вне досягаемости.
Только потом я подумал о милой, прелестной Бьянке, постарался увидеть ее, как вчера ночью, – в мыслях окружающих. Я начал исследовать Мысленным даром комнаты ее светского дома.
До моих ушей донеслась игривая музыка; я сразу же рассмотрел лица постоянных посетителей. Они пили и болтали, словно мой дом вовсе не сгорел – точнее, как будто они не слышали новости, как будто я никогда среди них не появлялся. Они продолжали жить, как все люди, после того как смерть уносит кого-то из их близких или знакомых.