Кровь и Звёзды
Шрифт:
По другую сторону этого тонкого барьера безутешно рыдала кобыла.
— Ш-ш-ш… ш-ш-ш… всё будет хорошо… — вновь и вновь успокаивающе шептала Флаттершай.
В голосе её собеседницы сквозило неприкрытое горе.
— Т… т… ты, верно, дум… думаешь, что я уж… ужасная… Я ужасная пони, Флаттершай… — запинаясь, пробормотала она сквозь слёзы.
— Нет. Нет, я больше так не думаю. Я думаю, что тебе грустно, и больно… И если я могу помочь с этим, то сделаю это… — Сквозь водопад из листьев выглянул голубой глаз. — О, а вот и доктор. Ты абсолютно уверена? — спросила Флаттершай, и ответом ей
Глухим голосом кобыла тихо произнесла:
— Флаттершай, ты можешь забрать всё это? Пожалуйста. Я не… я не могу… всё это слишком…
Тихий вздох.
— Конечно. Ты хранила мою тайну. Я сохраню твою.
Будь добрым.
Спустя несколько минут Флаттершай прошла сквозь завесу и, глядя на Мэригольд взглядом, полным слёз, потянулась к ней и крепко обняла, счастливо всхлипывая.
— Спасибо. Спасибо тебе большое.
Мэригольд расслабилась и обняла Флаттершай в ответ.
— Она не знает, не так ли? — тихо спросила она.
Флаттершай покачала головой.
— Она бы не справилась с этим, если бы узнала… А ей ещё так много предстоит сделать.
Настолько много, что она готова ради этого отказаться от своего ребенка. — Флаттершай снова посмотрела на листья. — Если бы её беременность стала достоянием гласности — ей пришёл бы конец.
«Если станет известно о том, что они собираются сделать сейчас, результат будет тот же».
— Но кто… — начала было Мэригольд, но осеклась. — Полагаю, лучше мне этого не знать.
Флаттершай грустно улыбнулась и кивнула.
— Надеюсь, когда эта война закончится, она будет достаточно сильной, чтобы вспомнить и встретиться с ней снова. И такая возможность у неё будет благодаря тебе. — Флаттершай взяла её копыта в свои. — Я знаю, что многие пони уважают и восхищаются тобой за тягу к космосу и всему, что с ним связано, но в моих глазах именно это делает тебя настоящей героиней.
Не знаю, как Мэригольд, но я от этих слов почувствовала себя чертовски хорошо.
<=======ooO Ooo=======>
Открыв глаза, я уставилась в потолок, одолеваемая противоречивыми чувствами. Это уже стало привычным. Каждый раз, когда я попадала в шар, создавалось ощущение, что «Блекджек» меняется ещё немного, вбирая в себя личности других пони. Училась ли я в процессе? Взрослела? Или на самом деле лишь наносила себе этими воспоминаниями непоправимый вред? Стала ли Мэригольд суррогатной матерью бескорыстно, или из опасения, что Флаттершай и Редхарт могли аннулировать её допуск? И что за кобыла скрывалась за завесой? Разве она была неправа, когда хотела прервать беременность, не зная, что у Флаттершай оставалась альтернатива? Кто же это был? Несомненно, кто-то важный. Одна из Министров? Что за возмутительная мысль. Или даже одна из принцесс! А может, я просто, как обычно, всё усложняю, и на самом деле она была обычной кобылой, которой пыталась помочь Флаттершай.
Я накрыла лицо подушкой.
— Блин… ну почему мир не делится на чёрное и белое! — прокричала я в неё. Почему всё должно быть настолько… запутанным. Я вздохнула
— Потому что тебе не безразлично, — раздался тихий голос Лакуны рядом со мной. Я подпрыгнула от неожиданности и, запутавшись в простынях, свалилась с кровати. Склонив голову набок, аликорн посмотрела на меня, лежащую на полу. — Ты в порядке?
— Я… чтоб тебя… не делай так! — выдохнула я, чувствуя как неистово колотится сердце. — У меня бывали случаи неудачного выхода из шаров памяти.
«Из-за которых, вероятно, у меня и возникают такие трудности с попаданием в них».
— Я прошу прощения, — вежливо сказала Лакуна. — Надеюсь, это было приятное воспоминание.
— Оно было… запутанным. — Я медленно поднялась на ноги. — Чем занимаешься?
— Жду. Глори взялась готовить. Но получается у неё не очень, поэтому я решила, что лучше сходить проведать тебя… и заодно скрыться от запаха, — ответила она. Затем взглянула на шар памяти. — Так… нашла ли ты в нём что-то полезное?
— Лишь ещё больше вопросов, — проскулила я, но тоже посмотрела на шар. — Что ты имеешь в виду?
— Я… мы… мы живём внутри наших воспоминаний, и в воспоминаниях друг друга. Богиня направляет, и мы действуем, но внутри неё мы плавно перемещаемся ото сна ко сну и от мысли к мысли. Я уже и не помню, какие из них являются моими собственными, а какие — снами Богини.
Я задумалась, а что если именно по этой причине у меня возникают такие проблемы со входом в шары памяти. Что если я начала бояться изменений в себе?
— Ты… или Богиня… знаете что-нибудь о магии? — Широкая улыбка Лакуны была весьма красноречивым ответом. — Ладно. Согласна, тупой вопрос. Просто у меня из головы не идёт рассказ Секаши о зебре, заключившей свою душу в камень. Разве это возможно? Я всегда думала, что душа — это… ну… ты сам.
— Это так, но существует тёмная и холодная магия, способная творить подобное. То, что ты описала, называется сосудом души, — ответила Лакуна.
— Но… я не понимаю… в чём принцип его действия?
Подойдя к двери, я открыла её, и мне в нос ударила вонь от подгоревших яблок, смешанная с запахом жжёной резины. Подавляя тошноту, я захлопнула дверь и прислонилась к ней спиной. «Зашибись… жизнь и так не сахар, а теперь ещё и это».
Лакуна задумалась, словно прислушиваясь к чему-то. К своей Богине, видимо.
— Представь, что у тебя есть оружие… что-то особенное и подходящее именно тебе… и ты помещаешь в него частичку своей души. Это оружие приобретёт особенности, свойственные лишь твоей душе. Возможно, оно никогда не даст осечку и не заржавеет. Или всегда будет идеально смазанным. Может быть, даже станет более точным, чем любое подобное. А в чрезвычайных обстоятельствах выпустит дополнительную пулю или две, прежде чем понадобится перезарядка. Для тебя это было бы просто оружие, но для любого другого оно стало бы чем-то уникальным, превосходящим все аналоги.