Кровь королей
Шрифт:
От отчаяния Ферлонг бросился первым. Противник без труда отвел удар, шагнул в сторону, дождался второй атаки и парировал ее. Убить гиганта одним ударом Уолтер и не надеялся, но для начала хотя бы пустить кровь. Третья атака. Лезвия мечей заскрипели, когда противник сделал круговое движение и отбрасывающий руку Ферлонга рывок. Прием был проведен ловко и без усилий, к тому же меч врага сильно поранил Уолтеру руку. Другая рука невольно потянулась к ране, и это было ошибкой. Ферлонг замешкался на долю мгновения, которой хватило противнику, чтобы рубануть его по шее.
Схватка закончилась. Скифарийский князь Славнозар осмотрел место бойни. Всадник почти затих
Огонь постепенно поглощал Вистиганский мост, а конь скифария двигался рысцой на юго-восток.
Глава 21
Путь невольников и странные рисунки
Было слышно, как где-то совсем рядом, за просмоленными досками, плещутся суровые осенние воды океана Предела. Неутомимые волны испытывали прочность бортов корабля с подходящим для его размеров названием. Но корабль был прочен, и все, что мог с ним делать океан, это раскачивать, мучая нутро тех, кто к качке совсем не привык.
А таких на «Морском мамонте» оказалось немало.
Трюм был забит людьми. Когда Береста затолкали сюда, он из-за темноты не увидел никого, но чувствовал, что здесь сотни людей. Они пахли, дышали, шевелились. А еще позвякивали кандалами. Все, кто здесь был, включая Береста, были невольниками.
Слушая негромкое бормотание, беглый скифарий понимал, что люди происходят из неизвестного ему племени. Язык этот не был похож ни на скифарийский, ни на гринвельдский, ни на тассирийский. Переговаривались немногословно. Быть может, из-за усталости.
Берест не смог бы сказать, прошли часы или дни – время во мраке трюма остановилось, – когда ему удалось увидеть других. Нет, не в редкие минуты кормежки. Кормили пленников, как скот: открывали двери трюма и сваливали у входа охапки водорослей, которые затем расходились по рукам. Тюремщики даже не удосуживались убедиться, всем ли досталась отвратная на вкус пища. А про справление нужды лучше было вообще не думать. Хотя не думать было крайне трудно: вонь вокруг стояла невообразимая.
Потом кто-то умер. Это заметили не сразу. Но когда заметили, из дальнего угла послышались стенания. Затем закричали все. В трюм вошли с десяток вооруженных людей с факелами. Вот тогда Берест, щуря отвыкшие от света глаза, увидел других пленников.
Это был странный народ. Широкие лица с высокими скулами и раскосыми глазами. Светловолосых не было. Большинство были либо с полностью бритым черепом, либо с узкой полосой волос ото лба к затылку, похожей на перистый гребень на шлеме тассирийского всадника. Тела их так же были безволосы,
Пришедшие корсары гневно кричали на узников, хлестали короткими плетками и вскоре вынесли три мертвых тела. Их кожа уже не была красной. Скорее фиолетовой.
Мертвецов унесли, факелы тоже. Снова зловонный мрак. А затем за бортом раздались три всплеска.
Берест не впадал в отчаяние и не ругал себя за то, что бежал с «Соленого ветра», бросившись в воды океана Предела навстречу неизвестной судьбе. Просто способность мыслить здесь оскудела быстро. Он лишь ждал очередной охапки водорослей. Привык к зловонию. И даже умудрялся спать сидя. Возникшее поначалу любопытство к людям с красной кожей растворилось во тьме. Только на краю сознания теплилась мысль: это не может продолжаться вечно.
А когда, быть может многие дни спустя, на палубе началась суета и послышались крики, в которых угадывались слова «Мамонтов остров», Берест понял, что ужасное плавание подходит к концу. Берест уже предвкушал, как покинет трюм и глотнет свежего воздуха, как увидит небо. Он был уверен, что так и будет. Ведь не могло же стать еще хуже!
Гретанские горы не поражали величием и не внушали трепета еще за сотни миль, как Цитадель Богов на севере. Они не отличались неприступными склонами, постоянно накрываемыми лавинами и камнепадами, как Кабры на юге. Гретания начиналась незаметно. Сначала луга и леса вздымались пологими холмами, между которыми текли речушки. Затем растительность становилась все скуднее, а из земли начинали выпирать глыбы камней. Далее камни образовывали плато с тихими ущельями. И уже потом можно было разглядеть пики самой высокой части Гретанских гор. Они были достаточно высоки, чтобы их было видно из ущелий. Но они не пронзали облака, как вершины Цитадели или Кабры.
Узкая тропа вывела на плато, покрытое волнообразными наплывами, словно эти камни были застывшим морем.
Копыта неторопливо постукивали по камню. Вэйлорд постоянно смотрел по сторонам. Но кого они могли встретить? Собирать здесь было нечего, ловить – некого. Разве что только его, загнанного волка в человечьем обличье. Но он продолжал высматривать, потому что это хоть немного отвлекало от чувств, что так внезапно и так некстати нахлынули на него, словно бурные потоки горной реки. И теперь его сердце, как утлую лодчонку, швыряло в бушующей стремнине. Тем труднее было отделаться от ненужных мыслей, что причина стихийного бедствия сидела сзади, обхватив Нэя со спины.
Долгое время Элисса молчала, кутаясь в одеяло. Дни стали холоднее. К тому же они удалились на север от пруда, который подарил принцессе последнее летнее тепло, а ее верному охранителю давно позабытые чувства. Да и в горах, пусть даже в Гретанских, всегда холоднее.
Тропа тянулась вверх, и наконец лошадь вышла на вершину скалистого хребта. С южной стороны склон был пологий, с северной – крутой. И где-то здесь нужно было найти безопасный спуск.
Вэйлорд не спешил. Его взору открылась раскинувшаяся внизу скудная на растительность долина, которую пересекала неровная, тонкая линия небольшой реки. Долина подходила к подножиям высочайших гор Гретании. И две из них, словно растущие друг из друга, служили основанием для самого причудливого города в королевстве.