Кровь на черных тюльпанах
Шрифт:
Селим лежал на боку спиной к Мишелю, неловко подломив под себя руки, поджав колени к животу, и страшно стонал. На камнях очага тлели тряпки и то, что осталось от разнесенного взрывом «Сони» — куски пластмассы, обрывки проводков, обломки схемы и полупроводников.
— Селим! — Мишель в ужасе бросился к скорчившемуся напарнику.
Он нагнулся к Селиму и попытался было перевернуть его на спину, но Селим дико вскрикнул от боли и заскрежетал зубами.
— Не трогай меня, — не своим голосом простонал он. — Все… Халас! [20]
20
Конец! (араб.)
Мишель
— Я же врач, Селим, — стараясь, чтобы его голос звучал как можно убедительнее, произнес, наконец, он, опускаясь на корточки рядом. — Давай я поверну тебя на спину… так будет лучше… перевяжу, а потом мы поедем с тобой в госпиталь…
Селим дернул головой и еще больше скорчился, по телу его прошла крупная дрожь…
— Халас, — повторил он слабеющим голосом. — Халас… Уходи… Уходи…
— Но я не могу! — в отчаянии крикнул Мишель и вдруг понял: если бы не Селим, «игрушки» Сами одновременно взорвались бы у них у обоих! Они были так настроены! Мишель похолодел: Сами… или кто там еще… этот мифический Дед, которого так зло поминал Селим, хотел убрать их…
— Уходи, — услышал он слабый шепот Селима. — Уезжай… из Ливана… совсем… Тебя все равно убьют… Ты много знаешь… Они убьют тебя, как убили… твою девушку и ее брата… Саусан и Марвана… Они убьют тебя, как только ты убьешь шейха…
— Что? Что ты сказал? Они убили Саусан? Убили Саусан?
Земля накренилась и поплыла у него под ногами, тугая петля стиснула горло, в глазах потемнело. Он раскинул руки, хватаясь за пустоту вокруг себя и опускаясь на пыльный бетонный пол.
— Что ты сказал? — повторили его губы, но голоса не было. — Они убили Саусан? Ты врешь! — вдруг вырвался у него из самой груди нечеловеческий рев. — Ты врешь!
Он схватил Селима за плечи и рывком перевернул на спину. И тут же в ужасе отшатнулся: лицо Селима было неузнаваемо — сплошное кровавое месиво, грудь разорвана, и в страшной открытой ране торчали осколки ребер, обеих кистей рук не было…
— Ее убили… когда взяли… ее брата… В горах… Я узнал это… вчера… — услышал Мишель.
Он не помнил, как выбрался из развалин, как пересек пляж и очутился в «фольксвагене». Ключ был оставлен в замке зажигания. Взрывы на пляже были небольшими, никто не услышал их или не обратил на них внимания — к взрывам все в Ливане давно привыкли.
Мишель повернул ключ и поехал, сам еще не зная — куда. Машину он вел автоматически.
Но не о страшной смерти Селима думал он. Что бы он только не отдал сейчас, чтобы не поверить Селиму, чтобы, как всего лишь полчаса назад, быть уверенным, что Саусан жива, верить, что за ее безопасность поручились Джеремия Смит и его друзья из ЦРУ… Но люди перед смертью не лгут, да и зачем было лгать Селиму, знавшему, что для него уже все кончено?
Мишель вспомнил, в каком плохом настроении был Селим сегодня с утра, как он нервничал, когда Мишель пытался расспросить его о вчерашней поездке в восточный Бейрут. Да, со вчерашнего дня он знал, что Саусан нет в живых — и уже давно. Знал, что Фади и Джеремия Смит все эти дни цинично лгали Мишелю, знал и не мог решить, что делать: сказать ли Мишелю правду или оставить его в неведении, верящим лживым заверениям американца?.. А Джеремия Смит? Как он мог пойти на такое?
А если Джеремия Смит и в самом деле тот самый Дед, шеф бейрутской «станции» ЦРУ, о котором так зло говорил Селим? Тогда —
У Мишеля перехватило дыхание! Потом Джеремия Смит познакомил его с Фади, показал — там, на катере, — как фалангисты расправляются со своими пленниками, запугал, потряс. А затем — похищение Саусан и ее брата, чтобы заставить Мишеля согласиться на все, чтобы только спасти их. Да, для «Молнии» нужен был послушный исполнитель, надежный и ни у кого не вызывающий подозрений, срочная замена партнера Селима, который не угодил своим поведением Смиту и был отправлен на тот свет так же, как отправлен был туда и сам Селим… И лишь случайно не был отправлен Мишель.
Наверное, вчера он, Мишель, насторожил американца. Вот почему появились и новые «игрушки» Сами. И если бы не Селим, и он, Мишель, погиб бы.
Мишель горько усмехнулся: ни Смит, ни его друзья из ЦРУ, ни сумасшедший Фади и не вспомнили бы о своих обещаниях, обещаниях, которые они и не собирались выполнять. Ярость охватила Мишеля. Он стиснул кулаки, лежавшие на баранке руля. Боль разрывала его грудь. Весь мир рухнул, и не было больше жизни, были лишь страшная боль и страшная ненависть.
И вдруг голова стала ясной. Теперь Мишелем владела одна только мысль: Джеремия Смит! Он должен ответить за все!
…Мишель без труда нашел гараж, где для них с Селимом были приготовлены «мерседесы», и уверенно подъехал вплотную к цепи, перегораживающей спуск по пандусу. Уже знакомый ему парень приветственно махнул рукой и поспешил отомкнуть цепь, пропуская «фольксваген» на пандус. Спустившись вниз, Мишель направил «фольксваген» направо, туда, где была стоянка. Сонный Самир был там и возился с потрепанным БМВ, распахнув все четыре его дверцы, подняв капот и открыв багажник. Вокруг валялись обрывки проволоки, куски изоляции, какие-то приборы, инструменты.
Увидев выходящего из «фольксвагена» Мишеля, Самир не удивился, ничего не сказал, даже не поздоровался, хоть было видно, что он узнал Мишеля.
— Я пришел за машиной, — твердо сказал Мишель и решительно направился туда, где стояли «мерседесы».
Он уверенно подошел к серому и распахнул дверцу. Он хотел было сесть за руль, но вдруг спохватился: приемника «Сони» у него больше не было! Отступать было поздно, да он ни за что не отступил бы.
— Самир! — голос его звучал повелительно. — Поди сюда!
Самир вылез из кабины БМВ, куда уже успел залезть с отверткой и плоскогубцами, и послушно подошел к Мишелю.
— Отключи электронику и поставь взрыватель на удар! — тоном, не терпящим возражения, приказал Мишель и напрягся, ожидая, что сделает Самир.
Тот равнодушно пожал плечами, кивнул и показал сложенные в щепотку пальцы, что означало просьбу подождать, затем неторопливым шагом удалился в фанерную конторку, видневшуюся в углу гаража. Он пробыл там несколько минут, показавшихся Мишелю целой вечностью. Но тревоги, как боялся Мишель, он поднимать не собирался, да и какие у него были на то причины? Сколько таких вот, как Мишель, парней уже приходили сюда за приготовленными им машинами, сегодня — одни, завтра — другие! Он не хотел запоминать их и никогда ни о чем с ними не разговаривал, просто делал то, за что ему платили, да еще как хорошо платили по нынешним тяжелым временам! Все остальное его не касалось.