Кровавая Мачеха
Шрифт:
Евгений, Эжен, ее непутевая любовь, где ты сейчас? Куда бесследно провалился? Жив ли еще?
Говорят, сердце любящей женщины — вещун, но, наверное, это такая же иллюзия, как и с детьми и животными. Или просто с любовью Юлианы что-то не так.
Темная тень в глазах Грегори Ильдани будто исчезла, растворилась. Будто он что-то прочел во взгляде собеседницы.
Или тоже, как его маршал, посочувствовал беременной бабе на троне, защищающей еще и старшего ребенка. Потому что мужчина и офицер.
—
2
Королевский дворец Мэнда был весь расписан красочными, мрачными фресками. В Лютене хватало еще и старинных гобеленов.
А вот в суровом Словеоне — только гобелены. Длинные, многосюжетные, многодетальные. Целые истории — длиной иногда в жизнь главного героя. Требующие месяцев кропотливой работы. Долгого, упорного труда и редкостного мастерства.
Фресок нет. За столько месяцев Руносу не попалось ни одной.
Возможно, в том числе потому, что для них здесь слишком холодно и сыро. Краски требуют солнца и тепла. И не только печного. Иначе фрески быстро отсыревают и трескаются. На века и даже десятилетия их здесь не распишешь и не сохранишь.
А солнце в Словеоне — редкий гость. Даже летом. Правда, его тут на взгляд Руноса и прочих пленников-южан и вовсе толком не бывает.
Но, может, он преувеличивает. Лето на лето не приходится — нигде. Может, со следующим повезет больше? Ну, если не повезет с побегом.
Но вот предыдущим солнца они особо не видели.
А особенно в Старграде, что возведен еще и на севере Словеона. На севере севера. На застывших берегах студеного моря, за которым — только огромные, многомильные льды.
Зато здесь вместо фресок цветет, ветвится по стенам, по наличникам окон изящная деревянная резьба. Работа неведомого мастера-кудесника. И вовсе не древнего.
И если вглядеться — те же фрески, только деревянные. Вся оружейная расписана. Сценами битв.
Не те ли самыми, что и на гобелене в комнате Руноса? Работе еще прошлого века? Похоже.
В любом народе — талантов много. А уж при дворе — тоже любом…
Там ведь любому ремесленнику прокормиться легче. И оценят его мастерство — много дороже.
И посреди зала весь в черно-сером Всеслав — будто часть работы искусного мастера. Застыл еще одним древним воином. Готов в любой миг нанести удар врагу.
Только что фехтовал? Сам с собой? Рунос ни с кем не встретился в дверях. И даже в коридоре. Куда всех услали? И главное — зачем? Недостаточно просто закрыть дверь?
Кого опасается словеонский князь в собственном тереме?
Услышал Руноса новоявленный независимый правитель Севера явно заранее. Но лишь потому, что званый гость и не таился.
— Тебе лучше вернуться в Мэнд, — бросил Всеслав через плечо. Не поворачиваясь. И не откладывая оружия. Зачем терять время?
Кстати, клинок — боевой. Не затуплен и не в колпачке. Князь собрался убить тень, с которой сейчас
В Мэнд, значит? Странно, что не сразу умереть.
— Ты готов отпустить меня, князь? — не поверил Рунос.
— Да, я готов отпустить принца Алессандро Мэндского. Возможно, даже вместе с принцессой Жанной.
Но без Диего?
— И чему я обязан столь огромной щедрости?
— Тому, что древним Мэндом правят легендарные Дети Ночи, — резко повернулся Всеслав. В глазах — серый стылый лед. И недавняя потеря самого близкого человека. — А в Эвитане власть у зарвавшегося безумца Виктора Вальданэ. И у его легкомысленной жены — старшей сестры Диего Илладэна. И у тех, кто стоит за их спинами. В северном Бьёрнланде — не лучше. Держит щит против аспидной тьмы одна лишь Мидантия. Если снесут ее — снесут и Словеон. Против такого врага никто не выстоит без союзников. Я — политик, но не сумасшедший. Сейчас даже хорошо, что Октавиана Мальзери я убить не успел. Больше шансов договориться с юным Диего. И кто бы ни взял власть в Эвитане — пусть это будут не черные жрецы. Так что подумай. Но недолго.
Элгэ Илладэн — жива. Жива — и связана браком с Виктором Вальданэ. С тем, у кого хватило безумия отдать душу змеепоклонникам. И пытаться превратить Лютену во второй Мэнд.
Отец тоже начинал с малого.
Возвращение в комнату с гобеленом показалось подарком судьбы. Еще щедрее возвращения в Мэнд. Потому как прежде чем принимать дары Всеслава, стоит ой как хорошо всё взвесить.
И незваный гость уже Руноса приветливо высунул нос из стенного шкафа. Тоже узорчатого. Где прятался. Но вряд ли проскочил тайком от стражи. Это Всеслав мог ее услать, но не пленник.
А вообще-то воинов в тереме немало.
Так уже было. Почти. Когда к Руносу в Лютене непрошенным явился Октавиан. Много месяцев и два короля назад.
Ох, сколько зелий после того разговора пришлось извести на Карла. И тем обозлить его еще сильнее.
Любой садист взбесится, если оставить ему лишь возможность пытать и убивать. И отнять самое сладкое. Для садиста.
Виан, жив ли ты еще? Где ты?
Диего — младше и нетерпеливее брата. Илладэнец. Не деревянная статуя — живой огонь. Пылкое, горячее пламя. И костер, а не камин.
И даже плен его не изменил. Ни последний, ни два предыдущих.
— Я сегодня много читал.
— Верю, — кивнул Рунос. — Снег опять растаял. Даже здесь. В снежки еще не поиграешь.
Диего невесело усмехнулся:
— Ты знаешь, что я ищу. Что я ищу уже давно. Это странно, но даже я здесь в большей безопасности, чем мои сестры — там. Особенно Элгэ.
Да. Александру всё же окружают монахи-михаилиты, а не жрецы-змеепоклонники.
Когда-то Элгэ не сумела добраться до Аравинта. Но сумей она это — и всё равно в итоге встретилась бы вновь с Виктором Вальданэ. И это в лучшем случае. В худшем — погибла бы в змеином Мэнде. Как Кармэн Ларнуа.