Кроваво-красная текила

Риордан Рик

— Грабб, — позвал я.

Помощник шерифа подошел ко мне, за ним подтянулись Драпиевски с Майей.

Я кивнул на олений домик.

— Вам удалось выяснить, здесь ли его убили?

Грабб снял шляпу и вытер лоб рукавом.

— Мы нашли очень много крови примерно в сотне ярдов отсюда, — сказал он. — Его убили там и притащили сюда.

— Они — то есть их было двое?

Грабб кивнул.

— Возможно, больше. Еще мы обнаружили следы грузовичка. Парни из ФБР сделали гипсовые отпечатки. Я уже не помню подробности.

— Причина смерти?

— Старик

получил пулю в упор между глаз. Жуткое дело. Ты знаешь, что такое «шеридан Нок»?

— Однозарядный пистолет 22-го калибра, — рассеянно ответила Майя. — Снят с производства в 1962 году; выпущено всего двадцать тысяч штук.

Грабб и Драпиевски вылупились на нее, разинув рты. В брюках хаки, белом топике и больших темных очках, скрывающих глаза, Майя выглядела как ветеран сафари. Лишь тоненькая струйка пота сбегала от ее уха к подбородку. Казалось, жара на нее совсем не действует. Она изучала олений домик, пока не заметила, что стала центром внимания.

Майя пожала плечами.

— Просто предположение.

Ларри усмехнулся.

— «Шеридан», — сказал я. — Такая пушка была у отца, он добыл ее сразу после Кореи.

Грабб снова принялся вытирать лоб.

— Конечно, тогда «шеридан» пользовался популярностью у ветеранов. На самом деле это не самое подходящее оружие для убийства. На пуле остаются характерные бороздки, и установить оружие, из которого сделан выстрел, довольно просто. К тому же в 1985 году такие пистолеты встречались не так чтобы очень часто.

Я подумал о фотографии, которую видел в доме Шеффов, — Дэн-старший, молодой офицер, только что вернувшийся из Кореи. И еще вспомнил про коробку с патронами 22-го калибра, найденную в шкафу в офисе Дэна-младшего.

— Вы говорите, что стреляли один раз.

Ларри тихонько присвистнул.

— Нужно быть очень уверенным в себе, когда собираешься застрелить человека вроде Холкомба из подобного оружия. На такое не каждый решится.

— Возможно, убийца не собирался никого убивать, — заметила Майя. — Он мог взять пистолет для самозащиты на предстоящей опасной встрече, если другого оружия у него не нашлось. Или для оказания давления, если переговоры пойдут не так, как ему хотелось. Но вряд ли для предумышленного убийства. В любом случае, действовал не профессионал. — Она повернулась ко мне. — И не мафия. Они бы подготовились гораздо лучше.

Грабб наморщил влажный лоб и посмотрел на Майю со смесью удивления и уважения.

— Повторите-ка еще раз, кто вы, милая? Китаянка?

Надо отдать должное Майе — она не стала портить ему лицо.

— Все правильно, мистер Грабб, — сухо ответила она. — Тот самый народ, который изобрел железную дорогу, вы ведь помните?

Я поглядел на коров и попытался думать. У коров никаких полезных идей не нашлось.

— Что-нибудь еще? — спросил я у Грабба.

Старый помощник шерифа с трудом оторвал взгляд от Майи, посмотрел на меня и покачал головой.

— Тупик, сынок.

Драпиевски с сожалением пожал плечами, однако нисколько не удивился.

Я бы мог отправиться восвояси.

У меня имелись и другие зацепки. Оба полицейских с нетерпением ждали момента, когда можно будет вернуться к кондиционерам и мороженому «Дилли бар», которое продается в столь любезном их сердцам «Дэйри куин». Однако я немного постоял под убийственными лучами солнца и решительно зашагал туда, где убили Холкомба.

В низине сухие заросли мескитовых деревьев оказались такими густыми, что наши брюки покрылись колючками, когда мы добрались до места убийства. Мы стояли на маленькой прогалине, через которую проходили две колеи, ведущие в лес. Именно это место я видел на фотографиях Карнау.

— Вполне подходящее местечко для встречи, — заметил Ларри. — Здесь ты не привлечешь ненужного внимания.

Он принялся отдирать колючки от промежности. Майя прислонилась к мертвому дереву. Грабб смотрел на меня — он начал терять терпение.

— О чем ты думаешь, сынок? — спросил он.

Я бы очень хотел дать ему ответ, но не знал, что сказать.

— Кто владеет землей? — спросил я.

Грабб немного подумал.

— Сейчас не знаю. Да и в 1984 году она выглядела заброшенной. Потом, в 1986-м, ранчо сгорело. С тех пор земля много раз переходила из рук в руки. Теперь она никак не используется, только соседи пасут здесь скот.

— Какие соседи?

— Вивиане на севере, Гардинеры на юге.

Обе фамилии были мне незнакомы.

— Так вы говорите, ранчо сгорело?

Грабб кивнул. Он рассказал мне о грандиозной буре, которая случилась здесь в 1986 году. Из-за молний началась дюжина небольших пожаров, в результате одного из них сгорело ранчо на холме. Грабб с подозрением посмотрел на меня.

— Только не говори, что ты хочешь на него взглянуть.

Драпиевски рассмеялся.

— Почему бы и нет? — ответил я.

Мне пришлось сделать немало комплиментов и обещать обед, чтобы уломать Грабба подняться на холм, но, в конце концов, мы сумели договориться. От дома мало что осталось, только проплешины в траве на месте фундамента. Я никак не мог понять, почему мне эта картина кажется знакомой, и медленно обошел остатки фундамента.

— Интересно, что это нам дает, кроме загара, сынок? — спросил через несколько минут Драпиевски.

И тут я споткнулся о какой-то крупный металлический предмет. Грабб и Драпиевски подошли посмотреть, как я вытаскиваю из земли кусок черной железной трубы, на которой были написаны буквы. Около трех футов длиной и в фут высотой. Я прочитал: «Ленивый У».

— Да, я помню, — сказал Грабб. — Здесь были ворота — как ты догадался?

Мне потребовалось некоторое время, чтобы вспомнить, где я это видел, и в следующее мгновение все встало на свои места.

— «Ленивый Ублюдок», — сказал я.

Грабб уставился на меня.

— И как это понимать, сынок?

— Мы с мисс Ли недавно видели фотографию этого ранчо, сделанную ночью во время звездопада.

Грабб кивнул; он уже начал терять интерес, жара его достала, и в глазах появились мечты о мороженом и тени.