Кроваво-красный
Шрифт:
Сейчас или никогда.
Прыжок вперед и одновременно рука выбросила из-под плаща мешочек с пыльцой. Метко — он разорвался о колонну в двух футах от лица Уолды, и нога коснулась плиты в тот же момент, когда М'Хаард, очарованный рунами алейдов, сделал шаг вслед за убийцей в попытке остановить.
Она успела спрыгнуть на пол, когда каменный многотонный блок, повинуясь неведомым силам, взмыл вверх.
Хаджит не успел.
Приглушенный вскрик и рывок обвязанной вокруг пояса веревки — болезненный, но терпимый. Плита и часть потолка, образовывавшая нишу для плиты, перерубили его, послужив своего рода ножницами.
Заскрежетал
Терис стрелой вылетела из зала, когда плита с грохотом опустилась на место, возвращая то, что осталось от М'Хаарда, но убийца не стала оборачиваться. Бежать, бежать быстрее и как можно дальше. А хаджит...его даже жаль, но о нем она подумает после, когда будет в безопасности.
Лабиринт, тщательно сохраненный в памяти, пролетел перед глазами за считанные мгновения. Не останавливаясь, чтобы обернуться, убийца пролетела анфилады залов, сбавив скорость только чтобы обойти плиты с газом и проскочить между топорами в коридоре у самого выхода. Какое-то время ей слышался кашель и брань Маттиаса, но, стоило отбежать от зала достаточно далеко, как стихли и они.
''Он мертв. А если нет, то попадется в одну из ловушек. Он ничего не знает про газ''. — убийца старательно успокаивала себя, пока снимала с седла его жеребца свое оружие и убирала его в сумку на спине Каштанки.
Он мертв, он никогда не выберется из Венделбека. Лучше верить в это, иначе можно даже не сомневаться, что он достанет из-под земли и выполнит все свои угрозы, не купившись ни на слезы, ни на обещания.
Глава 29
Форт Фаррагут был тих, только привычно скрипело по бумаге перо и мерил темноту зала едва слышными шагами Тацкат. Душитель редко радовал своим присутствием, предпочитая работать в Хаммерфелле и держаться подальше от Черной Руки. И, как с каждым годом все больше убеждался Люсьен Лашанс, правильно делал.
— Тебе еще долго? — редгард, уставший слоняться вокруг, остановился за спинкой кресла, безо всякого интереса глядя на горы исписанных пергаментов. Сколько Спикер его помнил, он никогда не утруждал себя ни составлением отчетов, ни заполнением необходимых Слушателю бумаг, и вся эта не слишком приятная работа доставалась или ему или, если покойная Мэг являла великодушие, ей.
— Нет, пара приказов. Не стой над душой, сядь уже куда-нибудь.
— Наличие у тебя души — вопрос спорный. — Тацкат усмехнулся и зашелестел уже исписанными листами, аккуратно сложенными в углу стола, — Моя сестрица искренне считает, что тот, кто убивает других, утрачивает себя, душу ну или что там еще есть...
Сестру Тацката Спикер помнил, хотя в последний раз видел ее лет двадцать назад, еще до Кризиса, когда редгард привез девочку в Имперский город на праздник в честь Мары. Амрена, которой не было и десяти, с усердием молилась перед статуей богини в Храмовом Районе, с восторгом созерцала чудеса имперской архитектуры и за руку тянула старшего брата в каждую часовню, манившую ее блеском витражей и чарующими звуками песнопений. Тацкат терпел, отводил взгляд и смущенно пожимал широкими плечами, позволяя сестренке
''Пусть лучше верит в Девятерых, хватит с нашей семьи и одного убийцы. Я не позволю ей убивать, воровать или продавать себя, как наша тетка''.
— Твоя сестрица не знает, на какие деньги были куплены те куклы, которых ты ей приносил. — перо поставило аккуратную подпись на свитке, где были расписаны расходы на оплату контрактов, — И во имя Ситиса, не трогай отчеты, тут все разложено по датам.
— Ты меня пугаешь, друг. Такая любовь к бумажной работе превратит тебя во второго Анголима, Черная Рука этого не переживет. — Тацкат выудил из горы толстый и аккуратно подшитый отчет, после чего наконец отошел, и в сумраке скрипнуло кресло, стоявшее здесь еще при Мэг. Спикер любила в нем сидеть, натачивая кинжал, правя оперение стрел или читая книгу. Книгу или очередную записку от Алвала Увани, который в те времена часто появлялся в их убежище и всеми силами поддерживал ее на советах Черной Руки. Мэг, Винсент, Альга и иногда заходивший Увани — почти семья, старшие, наставлявшие учеников на путь истинный и любившие иногда проявить изощренную фантазию в этом нелегком деле. Отправить Тацката под видом монаха на месяц шпионить за графом, навязать ему самому двух неуправляемых детей-аргониан — вполне в духе Мэг, и Винсент никак не мог ей препятствовать. Обычно все их разногласия заканчивались пари, на которое вампир шел исключительно из сочувствия ученикам и жажды восстановить справедливость. И иногда он после этого изображал летучую мышь, вися под потолком, иногда Мэг часами ходила по убежищу, вдохновенно распевая церковные гимны во славу Девяти... Ученики привыкли ко всему и уже не удивлялись.
Теперь же убежище осталось, живы Винсент и Альга, но уже тринадцать лет как умерла Мэг, а вместе с ней исчез из жизни Чейдинхолла и Алвал Увани. На совете Черной Руки он поддерживал и теперь, но с каждым годом все неохотнее: Мэг давно не было в живых, а остальные значили для темного эльфа куда меньше, чем покойная Спикер.
— Я на задание, остаешься за главного. — Спикер собирала сумку, мурлыча что-то под нос. Ее движения были быстры и исполнены вдохновения, с которым она бралась за все, начиная от работы и заканчивая придумыванием наказаний своим подопечным, и только седина в копне огненно-рыжих кудрей выдавала ее уже немалый возраст.
— Спикер, возможно, мне лучше пойти с вами?— ее душитель стоял рядом, демонстрируя почти военную выправку и стараясь не допустить в голос беспокойства, грызущего с тех пор, как она выказала свое решение взяться за контракт самостоятельно.
Мэг распрямилась и одарила подозрительным взглядом прищуренных светло-карих глаз, вокруг которых уже давно залегли морщины. Ей было около пятидесяти, и возраст выдавал себя, хотя женщина отличалась осанкой и ловкостью, которым могли бы позавидовать и более молодые убийцы.
— Люсьен, дорогой мой, тебе говорили, что нельзя напоминать женщинам про их возраст? — бретонка сощурилась сильнее, и шутливость ее тона граничила с непоколебимой серьезностью, обещавшей некоторые неприятности.
— Спикер, я бы никогда...
— Кого ты обманываешь? Я знаю тебя двенадцать лет, могу понять, о чем ты думаешь. — она нахмурилась, отчего ее широкоскулое лицо с острым подбородком стало совсем лисьим, и вернулась к сборам. Упрямство отличало Мэг всегда, и им она щедро поделилась со своими учениками.