Кровавое евангелие

Роллинс Джеймс

Эрин согласно кивнула. Она своими глазами видела, какие зверства творили велиалы в усыпальнице в Масаде.

— Чтобы защитить себя, защитить тех, кто вас любит, мы должны обеспечить вам прикрытие, сделав вас сангвинистами. Вы должны исчезнуть из большого мира.

Джордан задумчиво потирал свой безымянный палец со следом от обручального кольца.

— Вы не должны участвовать в этом, Джордан. Вам предстоит потерять очень многое.

Кардинал заговорил по-отечески теплым голосом:

— Это ведь только ради их безопасности, сын мой. Как только угроза исчезнет, вы сразу сможете вернуться к своей прежней

жизни, а ваши друзья и члены вашей семьи поймут, что вы пошли на этот шаг из любви к ним.

— А это под силу только нам и никто больше не в силах сделать это? — Глаза Джордана неотрывно смотрели на его пальцы.

— Я уверен, что только вы трое можете вместе выполнить эту задачу.

Джордан пристально посмотрел на Руна — тот отвел свои черные глаза в сторону, — затем на Эрин. В конце концов он встал и подошел к краю расположенной на крыше площадки, плечи его распрямились. Эрин знала, насколько трудно ему принять решение. Ведь он, в отличие от нее, не был осиротевшим археологом. В Айове его ждала большая семья, жена и, возможно, дети.

А у нее не было никого.

Она привыкла к одиночеству.

Так почему же она неотрывно смотрела в спину Джордана, с волнением ожидая его ответа?

Глава 23

26 октября, 22 часа 54 минуты

по местному времени

Под израильской пустыней

Батория очнулась от дремоты, не понимая, когда она, сморенная усталостью и холодом, заснула в тишине этого подземного бункера. Ей хватило и одной секунды на то, чтобы вспомнить, где она находится. Смутное ощущение потери облепило и опутало ее, словно паутина.

Затем она вспомнила все.

Время снова навалилось тяжким бременем на ее плечи, а на фоне утомления и усталости, как уколы ножа, ее беспокоила паника. Она села, опустив ноги с дивана с регулируемой спинкой. Магор, постоянный ее защитник, свернувшись, лежал рядом. Он поднял свою большую голову с горящими глазами.

Батория, махнув ему рукой, разрешила отдыхать дальше, но волк поднялся и, тяжело ступая, подошел к ней и снова опустился на пол, положив голову ей на колени. Он чувствовал ее расстройство и недомогание, так же как она чувствовала бесхитростную теплоту его привязанности и заботы.

— Со мной все будет нормально, — заверила она его.

Но он почувствовал и то, что она не сказала: почувствовал ее страх и обеспокоенность.

Почесывая у него за ушами, Батория искала слова, с помощью которых рассказать ему о своей неудаче — если вообще такие слова существовали. Потеряв большую часть стригоев своей команды, она позволила рыцарю Христа ускользнуть из расставленной для него западни. Но самым худшим было то, что она так ничего и не добилась.

Книги, разумеется, нет — но это не ее вина. Кто-то уже успел украсть ее задолго до того, как Масада превратилась в руины. У нее были даже доказательства, подтверждающие кражу: крупнозернистые нечеткие фотографии, сделанные с мобильного телефона.

Но даже для нее любые объяснения о ночных происшествиях звучали скорее как оправдание ее бессилия и неспособности.

Не в силах дольше сидеть, Батория осторожно отвела морду Магора и встала. Прошлась босыми ногами по персидскому ковру, покрывавшему когда-то пол в ее наследственном замке и согревавшему ноги тех, кого давно уже нет на свете.

Она подошла к бетонной стене,

задрапированной красным китайским шелком, который как бы раздвигал границы этого бункера, служившего ей домом в пустыне, домом, закопанным на двадцать футов под землю и песок. У стены стояли искусно расставленные полки, на одной из которых лежал старинный скальпель-копье с ручкой из слоновой кости и золотая, залитая кровью чаша, внутри которой были золотые кольца, показывающие, сколько крови было выпущено.

Она подняла чашу. Сколько еще ее проклятой крови сможет Он взять в виде наказания?

Магор ткнулся носом в ее бедро, и она, поставив чашу и став на колени, уткнулась лицом в его шерсть. От него исходили запахи волка, крови и покоя. С уходом Хунора он оставался ее единственным верным спутником.

Что будет, если Он отберет у нее Магора?

От одной этой мысли у Батории задергалось лицо. Ее взгляд остановился на наиболее ценной из ее вещей — портрете мальчика, написанном кистью Рембрандта. Версия портрета Тита, висящего в одной из картинных галерей Америки. Вьющиеся белокурые волосы обрамляют ангельское личико. Серьезные серо-голубые глаза смотрят прямо на нее, красные губы вот-вот растянутся в улыбке. В американском варианте портрета одно его плечо украшает грязно-серое пятно. Искусствоведы предполагали, что это был либо ручной попугай, либо обезьянка, умершие в течение недель, которые потребовались художнику на то, чтобы закончить портрет. Чтобы не травмировать ребенка, его умерший друг был дорисован после того, как портрет был закончен. На ее варианте портрета не было ни попугая, ни обезьянки. На нем была изображена рыже-коричневая сова, сидящая на плече мальчика и смотрящая назад.

Этот ночной хищник не выдержал взгляда ее глаз. А вот мальчик выдержал. Он был похож на ее брата Иштвана, при мысли о котором ее постоянно преследовало смутное, но колющее чувство потери чего-то очень важного.

Сперва она потеряла Иштвана.

И вот теперь Хунора.

Волк положил свою крупную тяжелую морду на ее плечо. Батория вполголоса запела ему колыбельную и задумалась над тем, что делать. Может быть, ей кинуться в пустыню, затеряться вместе с Магором? В ее тайнике достаточно денег и драгоценностей для того, чтобы безбедно прожить многие годы. Сможет ли она наконец выбраться из той серебряной клетки, в которой ее держат столько лет?

И тут чья-то тяжелая рука застучала в дверь, словно кто-то прочитал ее мысли.

Магор зарычал, шерсть гребнем поднялась на его спине.

Не дождавшись ее ответа, толстая металлическая дверь ее комнаты распахнулась настежь. Внутрь вошли черные башмаки.

Тарек остановился сразу за порогом, заслонив собой своего брата Рафика. Такое вторжение было дерзким поступком.

Став против него, Батория подняла подбородок, демонстрируя ему горло и Его знак на нем. Магор ходил взад-вперед между ней и Тареком — еще одна линия обороны.

— Как ты посмел войти сюда без моего разрешения? — спросила она.

В ответ Тарек улыбнулся, губы его поднялись и растянулись, обнажая длинные клыки.

— Да уж посмел, а все потому, что Он знает о том, как ты облажалась.

Из-за его плеча выглядывало лицо Рафика; его злобные безумные глаза, казалось, зашлись в каком-то сумасшедшем танце.

Тарек понятно разъяснил причину своего бесцеремонного вторжения. За ним явно должно последовать силовое решение. Эта явная демонстрация его намерений и сделанный им шаг через ее порог смахивали на то, как собака оставляет свою метку на дереве.