Кровавый "Парк динозавров"
Шрифт:
— Они самки потому, что мы их такими делаем, — ответил Ву. — Мы управляем их набором хромосом и средой обитания зародыша внутри яйца. С точки зрения биотехнологии, самок вообще выращивать проще. Любой зародыш изначально наследует женский генетический код. Иными словами, мы все рождаемся самками. Чтобы развивающийся эмбрион превратился в самца необходимо дополнительное воздействие, то есть, в ходе развития должен появиться дополнительный гормон. Но если этого не произойдет, зародыш разовьется в самку. Мы этот гормон не добавляем и, как следствие, все наши животные самки и, соответственно, не размножаются.
— Сара будет в восторге, — заметил Малькольм, — торжество феминизма в отдельно взятом биоценозе. Кстати, что с ней? Она должна была уже приехать.
— Буквально за несколько
Чтобы добраться до вивария пришлось зайти в большой лифт, перемещавшийся в расположенной с внешней стороны горы стеклянной трубе. Лифт доставил гостей на находившуюся примерно в двухстах футах выше лабораторий обширную террасу, огороженную высоким забором. Его искусно маскировали деревья и большие папоротники, превращавшие террасу в подобие экзотического сквера.
— Раньше здесь было что-то вроде висячих садов, — пояснил Реджис, — только выращивались, разумеется, не цветы, а разные полезные культуры. Аборигены создали довольно сложную систему орошения из горных ручьев, ну а мы, соответственно, приспособили ее для наших нужд.
Со всех сторон слышалось журчание ручейков и небольших водопадов, стекавших со склонов гор. Они наполняли небольшие пруды, красиво выложенные разными породами камня и украшенные папоротниками и яркими цветами. Пруды не пустовали — в них плавали или неподвижно лежали водяные черепахи, змеи и небольшие, футов в пять, крокодилы, напоминавшие поросшие тиной бревна. Из других прудов доносилось кваканье и Грант, заглянув туда, увидел разнообразных лягушек, жаб и саламандр. На ветвях деревьев восседали гекконы и квакши, парили малайские «летучие дракончики», скользили древесные змеи. В больших же террариумах находились прочие пресмыкающиеся — от мелких ящериц до варанов и удавов. В воздухе стоял удушливый запах мускуса и гниющей растительности.
— Фу! — сморщилась Лекси при виде проползшей рядом с ней тонкой змеи, — какое противное местечко.
— Не волнуйтесь, мисс Мерфи, — сказал Реджис, — свободно обитают на деревьях лишь самые безопасные виды, ядовитые змеи изолированы от посетителей.
— Я и не боюсь, — фыркнула девушка, — просто они мерзкие.
— Позвольте представить вам Жана-Франсуа Шарьера, профессора кафедры зоологии из Монреальского университета, — сказал Реджис.
Смотритель вивария оказался высоким тощим стариком, с морщинистой кожей и с козлиной бородкой на костистом подбородке. Выпуклыми черными глазами и полными губами, он напомнил Гранту одну из плававших в террариумах саламандр. Просторный белый халат не мог скрыть недостатки на редкость уродливой фигуры — словно у доктора были некие дефекты позвоночника. Здороваясь, Грант отметил, что кожа доктора необычайно холодная и грубая, словно ороговевшая.
— У нас около пятидесяти различных видов рептилий и амфибий, — рассказывал Шарьер, проводя их меж вольеров и террариумов, — в основном фауна Юго-Восточной Азии, хотя есть виды и из Африки и Америки. Хлыстохвостая ящерица, например, обитает только в северной Мексике и на юго-западе США.
Он остановился возле террариума, наполненном сухой землей и камнями, средь которых росло несколько кактусов. Между ними мелькали небольшие ящерицы — коричневые, с желтыми полосками. Ближе к хвосту их чешуя становилась синей.
— Я много лет работал именно с этими рептилиями, — пояснил Шарьер, — и не мог не захватить хоть один террариум. Обитают тут и другие «американцы»: так в нашем серпентарии есть несколько гремучников, а на крокодиловой ферме прекрасно себя чувствует выводок миссисипских аллигаторов из Луизианы.
— Крокодиловая ферма? — переспросил Грант, — то есть, этот виварий не единственный?
— Нет, конечно, — усмехнулся Шарьер, — здешняя работа требует большого видового разнообразия. Внизу есть крокодиловая ферма — там не только миссисипские, но и китайские аллигаторы, три вида кайманов, гавиалы, сиамские, американские и гребнистые крокодилы.
— И все эти птицы и пресмыкающиеся используются вами как доноры? — спросил Грант, — от них вы берете яйцеклетки?
— Среди прочего, — кивнул Шарьер, — у них множество назначений. Например, когда мы работаем с ферментарным материалом, зачастую, чтобы восстановить всю цепочку ДНК приходится включать в нее фрагменты ДНК животных других видов. Порой это ДНК птиц, а порой — рептилий и даже амфибий. Кроме того, на этой базе можно порой вывести и иные виды, не имеющих отношения к динозаврам, но тоже интересных для посетителей. Так, используя яйцеклетку комодского дракона, мы вывели мегаланию, исчезнувшего исполинского варана из Австралии. А на базе генетического материала черного каймана нам удалось воссоздать пурусзавра, исполинского каймана из Южной Америки. Он у нас обитает отдельно от остальных крокодилов — все же, больше тридцати футов в длину, заслужил отдельного вольера.
— Тридцатифутовый крокодил, — покачал головой Дженнаро, — с ума сойти.
Шарьер разразился каким-то шипящим смехом.
— Поверьте, это не самая большая тварь в наших водах. А насчет птичника то домашняя птица используется, среди прочего, и по своему прямому назначению — кур скармливают животным, да нам на стол попадает не мало. Так что нагетсами и чикенбургерами посетители не будут обижены.
На этой кулинарной ноте экскурсия по виварию подошла к концу — Шарьер подвел их туда, где терраса соприкасалась с горой. У ее подножия стоял еще один шедевр давно ушедшей расы — громоздкий идол из светло-зеленого камня. Больше всего он напоминал усевшуюся на корточки огромную жабу или ящерицу, с коротким толстым хвостом и перепончатыми лапами, сложенными на большом животе. Как не странно у идола имелось и нечто человеческое — Грант с удивление увидел нависавшие над животом выпуклости, весьма смахивающие на женские груди. Безобразная морда расплывалась в широкой ухмылке, обнажавшей большие острые зубы. Меж выпученных глаз журчал стекавший с горы ручей, наполнявший вырубленный в камне обширный бассейн с прозрачной как слеза водой. Заглянув внутрь Грант увидел черную тварь, напоминавшую огромную ящерицу с голой кожей, покрытой большими пупырышками.
— Что это? — спросил он Шарьера.
— Японская гигантская саламандра, — ответил доктор, — подарок от инвесторов.
— Я вот про это, — Грант показал на статую, — что это за идол?
— Видимо, здешний бог плодородия, — пожал плечами Шарьер, — точнее богиня — вон, видите груди. Это не единственная терраса и везде стоит похожая статуя.
— Та еще красотка, — хихикнула Лекси. Вслед за ней улыбнулась и Элли, внимательно рассматривавшая странный идол.
— Спасибо за экскурсию, доктор, но нам пора, — сказал Реджис, — теперь пройдем на командный пункт.
Шарьер кивнул в ответ и, развернувшись, исчез в зарослях. За спиной идола, обнаружился небольшой грот, в дальнем конце которого находилась очередная железная дверь. Вставив карточку, Реджис открыл ее и пригласил гостей пройти в очередной коридор, проведший их к лифту. Там они спустились на два этажа ниже и оказались в просторной темной комнате, напоминающей центр управления космическим полетом. На вертикальной стеклянной панели виднелась прозрачная карта Парка, огороженного с одной стороны рекой, а с другой — морским побережьем. Вдоль другой стены вытянулся ряд светящихся экранов компьютеров. На одних мониторах была выведена какая-то информация, на других — их было большинство — изображения происходящего в разных частях Парка. В комнате находились два человека. Один из них, сидя у компьютера, курил сигарету, второй стоял рядом, что-то негромко втолковывая первому.