Круг
Шрифт:
Однажды Эбата, когда он был еще мальчишкой, товарищи подучили дать старику палку и сказать, что это ружье. Эбат так и сделал: протянул ему палку и сказал:
— На тебе ружье!
Тутай затрясся и с пеной у рта закричал:
— Не надо ружья! Не надо-о!
До сих пор помнит Эбат этот случай. В детстве он, как и другие мальчишки, часто дразнил Тутая, зная, что тот при слове «ружье» приходит в неистовство. Но теперь Эбат жалеет об этом: не надо было бы дразнить, ох, не надо бы! Голова под ветхим солдатским картузом и сердце
«Вот и надо мной смеются, — думает Эбат. — Неужели я хуже всех? Эх, жизнь! Сижу на чужой свадьбе… Да и не на свадьбе, на кухне, вдали от гостей».
Тут ему вспомнилось, как он в городе пил чай на кухне у адвоката.
«Адвокат… Жулик он, а не адвокат, — подумал Эбат, — вместо полутора рублей дал только рубль двадцать копеек. Хотя он и жулик, дочь у него хорошая».
Вспомнил он, как тогда эту барышню с ее подружкой по весенней дороге вокруг города катал. Славно покатались! Он тогда не в шляпе, а в папахе да в башлыке ходил: вид был лихой. Тогда и свистеть научился по-разбойничьи.
Вспомнив былое, Эбат свистнул вполсилы, но все равно получилось так громко и пронзительно, что стряпухи вздрогнули. Одна из них, убавляя огонь в лампе, сказала:
— Эбат, у тебя есть совесть или нет? Разве так делают?
— Ладно, ладно, тетя. Налей чашечку, выпью и уйду.
— Хозяин узнает — заругается. Ну, так уж и быть, налью, а ты выпей да уходи.
За твои хорошие слова
В злате-серебре твоя рука,—
пропел Эбат.
Женщина положила в чашку четыре куска мяса, насыпала соли в солонку, принесла тарелку с хлебом и все это придвинула к Эбату.
Эбат, поблагодарив, стал жевать мясо.
Женщины то выходили из кухни, то входили, носили еду в дом, шум свадьбы во дворе усиливался.
После браги Эбату не хотелось есть, он положил кусок мяса обратно в чашку, еще раз хлебнул браги и снова стал вспоминать.
Конь-огонь мчался быстрее ветра, как будто чуял, кого везет. Эбат не успел за вожжи взяться, как он сорвался с места и пустился рысью.
Дочь адвоката велела остановиться в лесу, вышла вместе с подругой из тарантаса. Они сначала, смеясь, бегали друг за другом по лесу, потом разложили на траве еду и его позвали закусить. Тут дочь адвоката стала говорить с Эбатом о том, о сем, как плохо народ живет, стала ругать царя. Они с подружкой расспрашивали его о деревенской жизни, и незаметно разговор снова перешел па царя…
Ах, хорошие были барышни, тогда они на каких-то курсах учились. Где-то они сейчас?.. Как будто бы ни одна из них теперь в городе не живет. Недавно Эбат спрашивал про них у дворника адвоката. Этот дворник, похоже, такая же лиса, как и сам адвокат, ничего не
— Э-э, Эбат, — прервал воспоминания Эбата голос мужика, который привел его на кухню, — все тут сидишь? Так и свадьбу не увидишь!
— Вот спасибо, что про свадьбу напомнил. Дядя, дай еще одну чашку, что-то я сегодня никак не опьянею.
— А ты попробуй-ка встать.
Эбат попытался встать, но едва смог пошевелиться. Это очень его удивило.
— Ха-ха-ха, — засмеялся мужик. — От нашей браги кто хочешь захмелеет! Лучше ложись, поспи. Ишь, обессилел как, ноги не держат.
— Не-ет, держат! — Эбат с силой ударил кулаком по столу, встал л, не глядя на отскочившего в сторону мужика, шатаясь, пошел из кухни.
Едва он вышел на крыльцо, как услышал доносившиеся с улицы крики, и двинулся на улицу.
— Кого бьют? — спросил он, выйдя за ворота.
— Коминского марийца! — ответило несколько голосов.
— А-ха-а, коминского! На вот тебе! — Эбат размахнулся и врезал кулаком стоявшему рядом парню.
Завизжали девушки, оборвался наигрыш гармони.
— На помощь! Коминцы наших бьют!
— Спасайте луйцев!
— Эй-э-эй!
Люди набросились друг на друга.
В темноте ничего не разобрать, слышно только, как одни ахают, другие орут, кто-то упал, кто-то бежит, шлепки, удары.
Один из парней выхватил из рук коминца гармошку и уже размахнулся, чтобы трахнуть ее о землю, но тут подоспевший Эбат ударил его кнутом по руке. Гармонь упала, Эбат поднял ее, растянул меха — и вдруг протрезвел.
— Гармонь-то Эмана! — закричал он. — Саратовская! Эх вы, черти, разве так с гармонью обращаются! Вот я вас!..
Эбат сунул гармонь какой-то девушке, велел отнести на свою телегу, а сам, размахивая кнутом, врезался в дерущуюся толпу.
Вдруг из общей свалки раздался- душераздирающий крик:
— Караул! Карау-ул!
Эбат опустил плеть:
— Стойте, кончай драку. Человека убили, шакалы!
Драка и без него уже прекратилась. Наступила жуткая тишина.
Люди сгрудились вокруг человека, лежавшего на земле.
Эбат посмотрел на лица стоявших людей — это все были коминские парни, — подошел к лежавшему и опустился возле пего на колени.
— Ну, ну, жив?
Парень поднял голову, сел, засмеялся:
— Военная хитрость! Я нарочно закричал, а то бы нашим накостыляли.
Люди, стоявшие вокруг него, загудели, как лес от дуновения ветерка.
Кто-то, стоявший сзади, спросил:
— Луйский что ли?
— Если ты луйский, то сейчас на тот свет отправишься, и «караул» крикнуть не успеешь. Может, поумнеешь на том свете, не станешь обманывать.
Парень вскочил на ноги.
— Своих не узнаете?
— Ух; черт, да это ты!
— Ха-ха-ха!
— Куда же луйские подевались?
Все оглядывались.
— Только свои.
— Они, наверно, и вправду подумали, что человека убили.