Крушение империи
Шрифт:
Возвращаюсь несколько назад. 19 июля была созвана Дума. Настроение было очень повышенное и можно было ожидать бурных выступлений. Кадеты и левые собирались вносить целый ряд запросов. Октябристы противились этому, говоря, что не время для рассуждений и необходимо сосредоточиться на деловой работе. Некоторые из кадетов предполагали поднять вопрос об ответственном министерстве. Не малых трудов стоило отговорить их от этого. П. Н. Милюков почти во всех вопросах поддерживал октябристов, даже против прогрессистов. Внутри Думы все усилия направлены были к созданию прочного большинства, и усилия эти увенчались успехом даже в большей мере, чем можно было предполагать: удалось не только объединить несколько думских партий, но и достигнуть соглашения с центром Гос. Совета. В то время как левые настаивали на ответственном министерстве, а правые находили, что этого вопроса вовсе нельзя касаться, центр столковался на том, что об ответственном министерстве должно быть сказано, но не в виде требования, а в смысле пожелания, и что во всяком случае сейчас «должны быть призваны к власти люди, пользующиеся доверием страны». Такое правительство могло бы прекрасно работать с Думой, так как против ожиданий под влиянием войны мелкие разногласия между отдельными партиями центра были сглажены и достигнуто такое соглашение, которое создавало большинство, объединенное в прогрессивном блоке и позволявшее правительству иметь надежную опору.
В закрытом заседании 20 июля решено было привлечь к ответственности всех лиц,
X
Государь — верховный главнокомандующий. — Влияние императрицы усиливается. — Горемыкин распускает Думу. — Как был уволен А. Д. Самарин. — Путиловский завод. — Англичане и торговый флот.
Между тем войска наши отступали, и казалось, что этому не будет конца. Мы очистили Перемышль, Львов, выдержали ожесточеннейшие атаки на линии Люблин — Холм, прикрывая войска, находившиеся под Варшавой, и спасаясь из тех железных клещей, которыми нас грозили захватить немцы. Новогеоргиевск был обречен на гибель, сдерживая неприятеля. Крепость геройски держалась, была взята штурмом, и немного из ее защитников уцелело. Другие наши крепости: Ковно, Осовец и Брест-Литовск [139] почти совсем не сопротивлялись и были покинуты почти без взрывов. Здесь тоже обнаружилась измена и преступная халатность командования и военного министерства: крепости были сооружены скверно, кирпичные форты оказались никуда негодными, а коменданты крепостей были не на месте. Генерал Григорьев [140] по глупости или сознательно сдал Ковенскую крепость, почти не защищаясь. А между тем, про эту крепость депутат Савич говорил в комиссии обороны: «Ковно — это такой орешек, который немцы не скоро раскусят». Вместо «орешка» оказался карточный домик.
139
Гор. Перемышль — был занят австрийцами 20 мая 1915 г.; гор. Львов — оставлен русскими войсками 9 июня 1915 г.; гор. Новогеоргиевск — занят немцами 5 августа 1915 г.; гор. Ковно — занят немецкими войсками 5 августа 1915 г.; Осовец — занят немцами 10/VIII 1915 г.; Брест-Литовск — занят немцами 15/VIII 1915 г.
140
Григорьев, В. Н. — генерал, был комендантом Ковенской крепости. 3 августа 1915 г., во время решительной атаки немцев на крепость, покинул ее, ускорив этим ее сдачу. За дезертирство Г. был предан суду и осужден на 15 лет каторги с лишением всех прав состояния.
Еще в конце апреля немцы одновременно с наступлением в Галиции стали нажимать в Прибалтийском крае и, хотя с трудом, заняли Шавли, Либаву и Митаву [141] , стремясь прорваться к Риге. Вильна была в руках неприятеля, который вел атаки на Двинск. На юге мы имели успех у Тарнополя и предупредили наступление, которое угрожало Киеву. В Киеве была уже паника, началась эвакуация, и население, собиравшееся бежать, — задерживалось с посевом озимых. В Подольской губернии копались окопы и не на шутку готовились уходить в глубь страны, ожидая только распоряжения властей.
141
Шавли — заняты немцами 28 июля 1915 г.; Либава — занята немцами 25 апреля 1915 г.; Митава — оставлена русскими войсками 4 августа 1915 г.
Вера в в. к. Николая Николаевича стала колебаться. Нераспорядительность командного состава, отсутствие плана, отступление, граничащее с бегством, — все доказывало бездарность начальника штаба при Верховном — генерала Янушкевича. Великий князь должен был давно заменить его Алексеевым [142] , бывшим начальником штаба у генерала Иванова во время нашего наступления в Галиции, а затем главнокомандующим западного фронта. На этом имени сходились решительно все. Я писал об этом великому князю, горячо убеждая его оставить Янушкевича и взять на его место Алексеева.
142
Алексеев, М. В. (1857–1918) — генерал-от-инфаптерии. Офицером участвовал в русско-турецкой войне (1877–78 гг.). Кончил академию генерального штаба (в 1890 г.), служил в Главном штабе, в Военно-Ученом К-те и был одновременно профессором военной академии. В русско-японской войне — генерал-кварт. III Манчжурской армии. С 1908 по 1912 г. — начальник штаба Киевск. военн. округа. С 1912 г. командир 13 армейского корпуса. В начале войны нач. штаба Ю.-Зап. фронта, затем ком. С.-Зал. фронтом. С осени 1915 г. — нач. штаба верховн. главнокоманд., фактически руководил боевыми операциями русской армии в империалист, войне. После Октябрьской революции бежал на Дон к атаману Каледину. На деньги, полученные от русских и французских банкиров, формировал добровольческую армию. Участвовал в первом походе белогвардейцев против Сов. России.
Между тем, стали усиливаться слухи, что царь хочет отстранить в. к. Николая Николаевича [143] и сам принять верховное командование. Говорили, что это желание императрицы, что она ненавидит великого князя и хочет отстранить государя от руководства внутренними делами, чтобы во время его нахождения в Ставке распоряжаться в тылу самой. Желание удалить Николая Николаевича считалось в думских кругах и в обществе большой ошибкой. Легко можно было себе представить все последствия подобного безумства. Под влиянием неудач в народе уже и без того на ряду с правдой распространялись самые вздорные слухи и все чаще и чаще называлось имя царицы. Надо было что-то предпринимать, чтобы предупредить надвигавшееся несчастье. Ясно было, что Горемыкин знал о решении государя, но скрывал, не смея и не желая противодействовать тому, что приготовлялось во дворце. Нужно сказать, что в это время после моих поездок в Царское и в Ставку кем-то были пущены слухи, что я буду назначен председателем Совета Министров. Поэтому отношения с Горемыкиным сделались более натянутыми. Но в такую минуту нельзя было об этом думать, и я решил убедить Горемыкина и председателя Гос. Совета отправиться к государю, чтобы просить отменить свое решение и оставить в. к. Николая Николаевича. Перед этим, я хотел переговорить с Кривошеиным и позвонил к нему на Елагин. Он очень неприятным тоном заявил, что занят и не может меня принять. Тогда я категорически ему ответил, что время не терпит, что мне надо видеть председателя Совета Министров и его, Кривошеина, и что я сейчас же приеду на Елагин. Встретил меня Кривошеин с плохо скрываемой злой усмешкой, которая
143
Давление на Николая II со стороны Ал. Федоровны, Распутина и группировавшегося вокруг них кружка началось с первых месяцев войны, усиленно велось в течение первой половины 1915 г., пока, наконец, Николай 10 августа решил отстранить Николая Николаевича и самому стать верховным главнокомандующим. Отстранение Ник. Ник. вызывалось желанием Ал. Фед. и Распутина с К0 направлять политику в угодном им направлении (сепарат. мир, борьба с Думой, расправа с массами и т. д.), препятствием для которой они видели ставку, глава которой Ник. Ник. пытался в единении с империалистской буржуазией полностью выполнять обязательства перед союзниками. Родзянко попытался высказать Николаю II в письменном докладе, все мотивы гибельности этого решения. В докладе от 12/VIII Родзянко писал: «Ваше императорское величество. В дополнение к моему устному докладу, который я имел счастье повергнуть перед вами одиннадцатого августа, приемлю смелость вновь умолять ваше величество не подвергать вашу священную особу тем опасностям, в которые она может быть поставлена последствиями принятого вами решения…»
— Вы вероятно, приехали, чтобы председательствовать над нами?
— Нет, — отвечал я, — над вами я никогда не буду председательствовать.
Предложение оказать противодействие решению государя, конечно, было отвергнуто. Горемыкин говорил в том же духе, что и Кривошеин, ссылаясь на священную волю императора, на то, что он не может вмешиваться в военные дела и прочее. Я поехал к председателю Гос. Совета Куломзину [144] , повторил ему те же доводы, но тот тоже отказался и в разговоре все вспоминал, как звали вельможу, который в двенадцатом году коленопреклонно просил Александра I не брать на себя командование армией, а призвать Кутузова. Оставалось последнее средство — самому испросить аудиенцию и умолять государя.
144
Куломзин. А. Н. (1838–1924) — управляющий делами к-та министров (1883–1902 гг.); упр. делами к-та Сибир. жел. дор. (с 1891 г.); с 1902 г. — Член Гос. Совета; присутств. член Гос. Совета с 1906 г. Председатель Гос. Совета (1915–1916 гг.). Один из видных правых деятелей Гос. Совета. К. занимался также научной деятельностью. Важнейшие труды его: «Постройка жел. дор. в России и на Западе», «Госуд. доходы и расходы России XVIII стол.» и др.
Кн. З. Н. Юсупова ездила к императрице-матери и просила повлиять на сына, который должен был явиться к ней объявить свое решение.
На приеме в Царском я передал государю о желании всех видеть на месте Янушкевича генерала Алексеева. В ответ на это к своему ужасу я услышал:
— Я решил бесповоротно удалить в. к. Николая Николаевича и стать самому во главе войск.
— На кого вы, государь, поднимаете руку? Вы, верховный судья, а если будут неудачи, кто будет вас судить? Как можете вы становиться в подобное положение и покидать столицу в такое время? Ведь, в случае неудач, опасность может угрожать и вам, государь, и всей династии.
Государь не хотел слушать никаких доводов и твердо заявил:
— Я знаю, пусть я погибну, но спасу Россию. [145]
После аудиенции я отправил государю пространное письмо, еще раз повторяя свои доводы и еще раз умоляя отказаться от своего решения.
21 августа во дворце было первое заседание соединенных Особых Совещаний, первое после того, как этот закон прошел в Думе. Председательствовал государь, сказавший хорошую речь. От имени Думы я отвечал государю. 23 августа был издан приказ по армии и флоту, где государь объявлял о своем решении стать во главе войск. Многие были в панике от этого акта. К нам приезжала кн. З. Н. Юсупова и со слезами говорила жене: «Эго ужасно. Я чувствую, что это начало гибели: он приведет нас к революции».
145
М. В. Родзянко несколько раз рассказывал про эту сцену и про свои тогдашние переживания. Вернулся он из Царского совершенно разбитым, потрясенный настойчивостью царя, и с ним сделался сердечный припадок.
Вопреки общему страху и ожиданиям, в армии эта перемена не произвела большого впечатления. Может быть, это сглаживалось тем, что стали усиленно поступать снаряды, и армия чувствовала более уверенности.
Образование в Думе и в Г. Совете блока [146] и редкие речи с критикой правительства естественно не нравились Горемыкину, и он стал подготовлять государя к необходимости распустить Думу. Отношения между Думой и правительством особенно обострились после того, когда Дума приняла законопроект об Особых Совещаниях при министрах, расширив его своими поправками, и перешла к законопроекту о борьбе с немецким засилием. Правительство внесло этот законопроект в таком виде, как будто умышленно хотело дискредитировать Думу: он был так составлен, что Дума должна была бы его отвергнуть, и тогда можно было бы сказать, что Дума за немцев. Принять этот законопроект в редакции правительства было невозможно, потому что он касался, главным образом, колонистов, т. е. земельных собственников, которых не следовало возбуждать во время войны. Кроме того, выселение целого ряда колонистов повлекло бы за собою уменьшение посевной площади на юге России. Инженеры, администрация заводов, крупные торговцы, банкиры и другие влиятельные и гораздо более опасные немцы в законопроекте вовсе не упоминались.
146
Образование прогрессивного блока. — Убедившись в том, что царское правительство не справится с задачей довести войну до «победного конца», буржуазия в лице своих общественных организаций поставила целью создать такое пр-во, которое было бы выразителем ее воли. С этой целью и было выработано соглашение между различными фракциями Гос. Думы и Гос. Совета об образовании парламентского блока. После ряда предварительных совещаний 22 августа 1915 г. в заседании представителей фракций окончательно было заключено соглашение об образовании блока на основе выработанной особой комиссией программы, был создан исполнительный орган парламентского блока, — им являлось бюро под председательством члена Гос. Совета В. Меллер-Закомельского. В состав бюро входили следующие представители отдельных фракций и групп, примкнувших к блоку, — от Гос. Совета: от академической группы — Д. Д. Гримм, М. М. Ковалевский, И. А. Васильев; от внепартийных — В. И. Гурко, М. А. Стахович, кн. А. А. Оболенский, гр. Д. А. Олсуфьев, А. Ф. Кони и И. А. Шебеко; от Гос. Думы: от кадетской фракции — П. Н. Милюков, А. И. Шингарев, Н. В. Некрасов; от прогрессистов — И. Ефремов, В. Ржевский. От октябристов и октябристов-земцев — С. И. Шидловский, Е. Ковалевский, Милютин, А. Звегинцев, П. Ростовцев, Алексеенко, И. В. Годнее; от группы центра — П. Н. Крупенский, В. Н. Львов и от прогрессивных националистов — А. И. Савенко и В. В. Шульгин. В блок не вошли правые, которые принципиально были против политического объединения, и левые (трудовики, социал-демократы-меньшевики), считавшие, что программа блока узка, и требовавшие расширения ее, причем на первом месте должна стоять борьба за политические свободы. В общем левые отнеслись к образованию блока сочувственно, меньшевики устами Чхеидзе обещали разоблачать соглашательские шаги с правительством, но на деле поддерживали блок.