Крутые повороты
Шрифт:
На секунду лицо ее застыло, но тут же расцвело от счастья.
— Костенька, — шепнула она.
А он, кажется, никогда еще в жизни не испытывал такой растерянности, такого смятения…
— Мне необходимо было… немедленно… тебя увидеть, — тихо, угрюмо, почти враждебно повторил он и вдруг, опустившись перед ней на корточки, стал целовать ее руки.
Наташа и Попов лежали рядом.
Он гладил ее волосы.
— Костенька, — сказала она. — Родной
Задумчиво он произнес:
— Знаешь, я и прежде, бывало, увлекался женщинами… Цветы, конфеты… Но прежде я никогда не выключал свой мозжечок…
Приподнявшись на локте, она слушала его.
— …Свою кибернетическую машину, — сказал он. — Потому что… понимаешь… я всегда боялся перед женщиной… разоружиться…
— Но это же ужасно, Костенька, — произнесла она после паузы.
— Что? — он понял по-своему. — Что вдруг потерял голову, всякий контроль над собой?.. Но потому, наверное, что люблю тебя…
Она внимательно его рассматривала.
— Да, люблю, — повторил он. — Люблю!.. Слышишь? — он страстно, горячо стал целовать ее руки, плечи.
Не отрываясь, смотрела она на Попова.
— Костенька, — очень тихо произнесла Наташа, — ты меня уговариваешь… или, — она горько улыбнулась, — или… самого себя?
По длинной аллее парка бежали двое. Бежали небыстро, тренировочной трусцой — теперь это называется: убегать от инфаркта. Бегуны приблизились к нам, и мы узнали Павла Романовича Григорьева и Степана Гавриловича Никитинского. На обоих были трикотажные спортивные костюмы.
— Дышите носом, — на ходу посоветовал Григорьев.
— Не разговаривайте, — попросил Никитинский. — Пыхтите как паровоз.
— Сейчас… придет… второе дыхание, — с трудом вымолвил Григорьев. Он действительно задыхался.
В конце аллеи находилась скамейка. Никитинский добежал, сел на нее. Григорьев с великим облегчением опустился рядом.
Секунду-другую они сидели молча, тяжело дыша.
— Не по правилам, — проговорил Григорьев. — Нельзя сразу садиться… Надо сперва походить…
— Вот и походите. Вы молодой… А я посижу, — предложил Никитинский.
— Эгоист, — сказал Григорьев.
— Педант, — сказал Никитинский.
В это время в нескольких метрах от них, на улице, показались «Жигули» красного цвета. Машина остановилась у светофора.
Мужчины обернулись к ней.
— Наташа, — сказал Григорьев. — С кем это она? С Сережей?
Но рядом с Наташей сидел Попов. Он что-то увлеченно ей рассказывал. Улыбаясь, она кивала.
Зажегся зеленый свет. Машина проехала.
Григорьев и Никитинский молчали.
— Павел Романович, — сказал Никитинский, — если можно — один совет…
— Да?
— Не будьте, — он поискал слова, —
— Самое интересное, — сказал он, удивляясь, кажется, сам себе, — я ее, знаете, вполне понимаю…
Наташа и Костя Попов ехали вдвоем в машине.
— Чего замолчал? — спросила Наташа.
— Я? Нет, — быстро сказал Попов. Но он и вправду умолк отчего-то. Некоторое время они сидели, не произнося ни слова.
Наташа искоса поглядывала на него.
Машина обогнала грузовик. Свернула влево. Въехала в негустой лесок.
Первым вышел из машины Попов. Осмотрелся. И с удовольствием растянулся на сухой пожухлой траве.
Наташа опустилась рядом.
— Скажи, — неожиданно спросил Попов, — тебе его жаль?
— Кого?
— Пархоменко — того студента?..
Чуть помолчав, она поинтересовалась:
— А тебе — нет?
Попов не ответил..
— А ведь из-за него, — задумчиво проговорил он, — могли быть у тебя… большие неприятности.
— У меня? Каким образом?
— Работаешь на кафедре своего отца… Законом это не разрешается… Пока все тихо — ничего. Но если ЧП — такой мог разгореться сыр-бор…
Она пожала плечами.
— Я работаю по специальности… И никаких поблажек от отца мне не надо…
Они замолчали.
Птица пролетела над головой.
Где-то вдалеке прогрохотал поезд.
— Сво-ободные люди! — то ли одобрительно, то ли, наоборот, осуждающе, во всяком случае, вкладывая в эти слова какой-то свой особый смысл, произнес Костя Попов.
Наташа завтракала дома, на кухне.
Вера Захаровна наливала ей чай.
— Мама, — спросила Наташа, — как жарить оладьи из тертой картошки? Вера Захаровна изумленно посмотрела на нее.
— Не знаешь? — спросила Наташа.
Вера Захаровна поставила на стол чайник.
— С ума сойти! — сказала она.
— Ты что? — не поняла Наташа.
— Ничего. Не узнаю тебя.
— Почему? — Наташа рассмеялась.
— Дома, — сказала Вера Захаровна, — стол накрыть не допросишься… Чашку за собой не вымоешь…
Наташа весело смотрела на мать.
— Мамочка, — очень нежно проговорила Наташа, — ты, кажется, ревнуешь?
А они ездили вдвоем в красной машине «Жигули».
Ездили по городу. Но чаще выезжали на природу.
— Останови, — как-то попросил Попов Наташу.
— Что такое? — удивилась она.
— Останови!
Она свернула на обочину. Взяла на тормоз. Вопросительно обернулась к нему.
Попов обнял ее за плечи и поцеловал.
Она вся прижалась к нему.