Крылатая гвардия
Шрифт:
– Ничего себе! На всю карту наковыряли данных, а он - "произвести доразведку": время - хвост - голова... Любенюк пояснил:
– По длине колонны он определяет, что за подразделение движется: рота, батальон или полк, а по времени рассчитывает, где их надо ожидать. Так, по району сосредоточения можно судить о силе врага.
Вот так, оказывается. Маху мы дали! Наматывай на ус, Евстигнеевой не возмущайся!..
– Что скажешь о зенитках противника?
– прервал мои размышления Любенюк.
– Скажу одно: бьют артельно. По высоте - точно,
– Откровенно и разумно толкуешь. А сейчас,- сказал командир, обращаясь к летчикам звена,- проверьте готовность машин и немного отдохните. Вылет, полагаю, не минует нас, и в нем, может быть, придется драться, а вы устали.
Через несколько минут Любенюк пришел с КП:
– Летим парой, Кирилл. Я слежу за землей, а ты - за воздухом. При встрече с противником в бой не ввязываться! Наша задача - вернуться с разведданными. Полет по тому же маршруту. Скорость повышенная. Парой легче увильнуть от зенитного огня, уйти из-под атаки противника.
И вот под нами уже знакомые места. Противник на дорогах стелется сплошной лентой. Уточняем места расположения вражеских войск. В воздухе по-прежнему никого нет, но я беспрестанно кручу головой: а вдруг фашисты вот-вот появятся - внезапность атаки губительна.
Где-то вдали блеснули на солнце точки самолетов - наших ли, немецких, не знаю, я их больше не обнаружил, сколько ни всматривался.
И мне впервые пришла в голову немудреная мысль: а ведь привыкнешь к войне, как привыкаешь ко всему жестокому, но необходимому - вот и тяжелое нервное напряжение первого вылета исчезло...
Мы подходим к своему аэродрому, слышу голос ведущего:
– Порядок. Упрека не будет.
Яков Евсеевич, начштаба, выслушав наш доклад, повеселел:
– Молодцы! Добыли то, что требовалось. И даже больше. Но имейте в виду... Это самое... Чтоб полет с до-разведкой был у нас последним. Отдыхайте!
Так буднично и просто закончился мой первый боевой летный день 19 марта 1943 года.
А поздно вечером, уже лежа в постелях, мы горячо и страстно спорили о воздушных боях, как будто у каждого из нас их было по меньшей мере за сотню.
В период этого относительного фронтового затишья и начались взаимные удары авиации по объектам, расположенным далеко от переднего края. Задачей полка стали полеты на сопровождение бомбардировщиков и штурмовиков, на разведку войск противника, на перехват вражеских самолетов и отражение их настойчивых налетов на железнодорожный узел и город Валуйки, что неподалеку от нашего аэродрома. Именно туда приходили войска и техника для фронта. Противник знал, где мы базируемся, и при налетах на Валуйки никогда не забывал выделить из 80-90 бомбардировщиков два-три десятка для бомбежки Уразова, чтобы предотвратить вылет истребителей полка наперехват.
Первые группы фашистской
Помню, в конце марта двенадцать летчиков из нашей и шесть из третьей эскадрильи сидели в кабинах своих самолетов в готовности номер один, ожидая сигнала на вылет, для сопровождения бомбардировщиков. Прошло полчаса "петляковых" нет. И вдруг - ракета! Но в воздухе, оказывается, самолеты врага. Дежурное звено поднимается, а в этот момент в другой стороне летного поля, на месте, где только что стояла эта четверка, взрыв бомб потрясает аэродром. Там все в дыму и пыли...
Командир нашей эскадрильи взлетает прямо со стоянки поперек старта, за ним - Любенюк, я и остальные. Кому как удалось подняться - не видел: взлетали, кто как мог.
В воздухе вижу одного ведущего: он с неубранным шасси набирает высоту.
Передаю по радио:
– Командир, убери "ноги".
Любенюк энергично делает левый разворот и идет в обратном направлении. Высота - 2500, впереди - бомбардировщики. Они направляются к линии фронта. Это, видимо, те, что только что отбомбились на нашем аэродроме. Ведущий - в погоню, я - за ним. Даю полный газ, но отстаю по-прежнему. А противник со снижением удирает па запад.
Осматриваюсь и вижу: сзади метров на 500 выше моего "лавочкина" попутным курсом летит девятка "юнкерсов". Меня словно кипятком ошпарило - вот это да!
Сдержанно передаю Любенюку:
– Командир, мы их не догоним. Разворачивайся на сто восемьдесят - рядом со мной "юнкерсы".
Он меня не слышит. И я решаю вступить в бой, хотя одному это гораздо сложнее, чем парой. Сейчас, думаю, главное - не оробеть, вести круговую осмотрительность и все внимание - на противника. И - смелее, смелее вперед! подбадриваю сам себя.
Вот я уже на одной высоте с "юнкерсами". Истребителей прикрытия у них нет. Стрелки открыли по моему самолету яростный огонь, но их трассы, словно шнуры серовато-голубого цвета, проходят выше и в стороне, значит, враги занервничали и бьют заградительными очередями прежде времени, видимо рассчитывая запугать меня. Итак, медлить нельзя, нужно атаковать, и как можно быстрее: нападать на противника из того положения, в каком оказался ты в данную минуту.
Бомбардировщики идут плотным строем, как на параде. Конечно, один русский ястребок - небольшая сила, да и бортовое оружие у фашистов довольно мощное!
Сейчас "юнкерсы" представляют собой одну крупную цель. И я решил вести огонь по всей группе: длинная очередь - и может быть поражено несколько самолетов.
Стрелки продолжают огонь по моему самолету. Все внимание - на противника, слежу за ним через прицел и со 150 метров сам начинаю стрелять: очередь из пушек проходит по всей цели. Прекращаю атаку, оказываюсь позади группы и вижу: все они как летели, так и продолжают лететь - ни один не пошел к земле, как я надеялся в начале боя. Так не годится!