Крылатая гвардия
Шрифт:
При подходе к Борисовке слышу команду:
– Приготовились!
После команды "Пошел!" бомбардировщики ринулись на врага. Моя восьмерка пикирует вместе с ними, ведет огонь по наземным объектам. Бомбы точно попали в цель. Выйдя из пикирования, Пе-2 развернулись и взяли курс на восток. Мы - на своих местах. Вдруг слева под нами я замечаю две девятки "юнкерсов" с девятью истребителями прикрытия. Слышу знакомый голос ведущего с "пешек":
– "Маленькие", атакуем!
Меня это не удивило: не раз приходилось слышать, что командир бомбардировочного корпуса генерал И. С. Полбин вступал в бой с "лапотниками" и побеждал. Освободившиеся
Тут же передаю своим летчикам:
– Тернюк, оставайся с бомберами. Амелин, атакуем истребителей!
Противник растерялся: "мессеры" заметались, не зная, от кого защищать "лапотников" - от нас или от полбинцев?.. "Юнкерсы" же, не выдержав такого стремительного натиска и скорее от невиданного ранее психологического воздействия свирепо надвигающихся громадин, чем от самого огня атакующих, пикированием с переворота - так быстрее!
– отступили восвояси. Две девятки как ветром сдуло!
Амелин кричит в эфир:
– Забодали полбинцы фашистов! Молодцы!
– И вам спасибо, "маленькие", - услышали мы спокойный голос лидера Пе-2.
"Мессершмитты" сделали было попытку преследовать столь необычных "истребителей", но, потеряв двух сбитых - одного от атаки Амелина, - отстали.
Оценку истребителям при совместном полете с бомбардировщиками обычно давали экипажи сопровождаемых самолетов, и, надо сказать, мы не были перед полбинцами в долгу. Подтверждением тому - многие сохранившиеся шифротелеграммы с отзывами командира 1-го бомбардировочного авиакорпуса генерала Полбина.
В тот день мы снова поднялись в небо группой, которую возглавлял я. Только задача стояла иная - прикрытие войск, штурмующих Белгород. Со мной шли ведомый Мудрецов и пары - Тернюка и Карпова, а сзади и выше - неизменно четверка Амелина. Сорок минут висела десятка наших "лавочкиных" над передовой - и ни одного самолета противника!
Жаль было напрасно потраченного времени, сожженного "Горючего. Не было врага, не было схватки, не было тех привычных перегрузок, от которых временами темнеет в глазах и приборная доска застилается пепельно-черной пеленой.
Летчикам, даже не воевавшим, знакомо это ощущение неудовлетворенности, вроде бы ты и не виноват, но что-то не сделано... или сделано не до конца...
Чувствую, как тело расслабляется, от однообразного, убаюкивающего гула мотора начинает клонить в сон. Решительно тряхнув головой, оглядываюсь на Мудрецова, будто он мог увидеть меня за таким недостойным для воздушного бойца занятием, как поклевывание носом в приборную доску.
После очередного разворота привычно бросаю взгляд на самолеты своей группы: метрах в пятистах над нами идет четверка "Яковлевых". И вдруг неожиданный треск по левому борту "ястребка" - я ощущаю сильный удар по ногам, перед глазами разрушающийся борт машины, а из-под приборной доски языки пламени!..
Самолет, перевернувшись через крыло, устремляется к земле. Пытаюсь вывести его из пикирования: беру ручку на себя - никакого эффекта, работаю педалями бесполезно. А в кабине уже полно дыма, и я начинаю задыхаться. Запахло паленым: пламя нестерпимо жжет лицо, открытую часть рук между перчатками и рукавами комбинезона. Я уже
Попытка покинуть машину не удалась - чудовищной силой прижало к сиденью. Но я все-таки пытаюсь отделиться от враждебного мне теперь ястребка: поджимаю ноги к сиденью, руками упираюсь в борта кабины и, собрав все силы, что были и что пришли ко мне в эти роковые секунды, резко выпрямляюсь - набегающий поток воздуха мгновенно вырывает меня из кабины, которая уже целиком объята пламенем...
Проходят мгновения, и я чувствую, что нахожусь в свободном, стремительном падении. Надо открывать парашют, но какая высота?..
Не имею понятия. И тогда хватаюсь за вытяжное кольцо, дергаю его и жду... со страхом жду, что мгновением раньше, чем раскроется парашют, ударюсь о землю... Но вот за спиной явственно слышу шуршание вытягиваемых из ранца строп, затем - хлопок, меня тряхнуло, и я повисаю на раскрывшемся парашюте. Разодрав веки пальцами, скрюченными в сгоревшей коже перчаток, вижу, что высота еще порядочная. Левая сторона комбинезона горит, с земли тянутся цветные нити трассирующих пуль. Этого еще не хватало! В самолете не сгорел, так сейчас добьют. Захватив несколько строп, скольжением увеличиваю скорость снижения. Машины товарищей по нисходящей спирали кружат надо мной, словно ласточки после дождя. А я не могу помахать им рукой - мол, жив, не волнуйтесь.
Земля стремительно приближается. Отпустив стропы, приземляюсь на ноги, но они, как ватные, подгибаются, и я падаю. Резкая боль пронзает от ног до головы!
Освободившись от парашюта, вгорячах я вскакиваю, чтобы показать снизившейся паре "лавочкиных" из моей эскадрильи: мол, идите на восток, домой, но снова падаю от нестерпимой боли.
С пистолетом в руке ползу к обгоревшим кустам, за которыми глубокий овраг. Вижу, как оттуда, пригнувшись, бегут ко мне человек пять или шесть в маскхалатах. Кто они, эти люди, - свои, чужие?.. Магазины автоматов у бегущих - рожковые. Подпускаю метров на пятнадцать и кричу, вернее, пытаюсь кричать в горле пересохло, губы вспухли:
– Стой! Стрелять буду!
Люди останавливаются, удивленно глядя на меня. Детина огромного роста, сказав "мы русские", валкой походкой продолжает приближаться ко мне.
– Не подходи, - угрожающе поднимаю я пистолет.- Почему автоматы немецкие?
– Трофейные, - спокойно отвечает он.
У одного замечаю автомат с круглым диском и тогда устало опускаю руку:
– Помогите. Я ранен...
– Это другой разговор, - раздраженно заключает все тот же детина.
– А ты кто, немец? Если сбрешешь, вмиг продырявлю, - и направляет на меня ствол своего автомата.
– Мы видели твой самолет - он упал рядом. Почему на его хвосте кресты?
Недоуменно посмотрев в его сторону, говорю уже миролюбиво:
– Ноги у меня побиты. Помогите добраться до вашего командира или туда, где есть связь, там разберутся, кто я такой.
Зашуршали кусты, маскхалаты обступили меня. Детина, наклонившись ко мне, посмотрел на мои сапоги:
– Э-э, браток, да ты уже продырявлен. В это время подошла девушка с двумя пожилыми бойцами, и он обратился к ней:
– Сестричка, здесь дело по твоей части. Помоги соколу.
Девушка раскрыла санитарную сумку. Детина осторожно начал стягивать у меня сапог с левой ноги и, заметив на моем лице гримасу, буркнул: