Крыло бабочки

Лейн МаККайла

Лейла – уже не фея с принципами “не нападай на слабого – защищай его”. Теперь у нее новая установка: если есть возможность добить – сделай это, не жалея сил.

И в конечном итоге она вырубает его.

Огрона будто выдергивают в реальность от ужасающей боли. Он пытается поднять глаза и видит, как Лейла очень медленно, методично, так, будто давно к этому готовилось, на кусочки режет розовыми переливающими клинками его правую ногу, которая отсутствует почти до колена.

Огрон чуть не отключается

снова от болевого шока, а затем его берет злость. Он пытается дернуться, но Лейла лишь сильнее всаживает в его кожу недавно созданный клинок.

– Чем хорош морфикс, – небрежно замечает она, – так это тем, что его свойства почти не изучены. Странное волшебство, странная субстанция, способная принимать любую форму, которую пожелает ее хозяин.

Огрон молчит. Лейла тем временем переходит к левой ноге, с наслаждением срезая кожу. Огрона мутит, боль все нарастает, но желанного забвения не приходит.

– Дракон... – бормочет Огрон из последних сил.

– Дракон не поможет, – заявляет эта сумасшедшая. Огрон понимает, что она съехала с катушек. – Никто не поможет.

И продолжает кромсать его, медленно, очень ровно, разрезая его кожу, как желанный торт на маленькие кусочки, тщательно смакуя, растягивая наслаждение. То, что уже отрезано, летит в стороны на белый снег. Огрон истекает кровью, что пачкает руки Лейлы. А она не останавливается.

– Ведь уже два с половиной года прошло, Огрон. Помнишь? Я вот не забыла, – улыбается Лейла.

– Мстишь, – находит в себе чудом какие-то силы усмехнуться Огрон, – только это не принесет тебе удовлетворения.

– Ошибаешься, – также усмехается Лейла. Огрону становится совсем не весело.

– Он убил Думана. А мы убили его. Око за око, фея.

– А я убиваю тебя. Око за око, – соглашается Лейла.

На ее спине багровым цветом вспыхивает клеймо. А в глазах полыхает ярость. И злость. Первобытная, кровожадная.

– Но твоя смерть – это так, всего лишь капля в небольшом море, – продолжает она. – Ты будешь страдать, Огрон. Ничего, – произносит фея, глядя в глаза своего врага, – скоро ты закричишь.

Огрон лишь заходится кашляющим, почти лающим смехом.

Но вскоре ему становится совсем не смешно.

Вскоре он молит Дракона о забытье, молит, чтобы позволил ему хотя бы потерять сознание, но ничего не помогает. Когда кажется, что спасительная темнота вот-вот накроет, резкая вспышка боли возвращает в реальность, и тогда Огрон кричит, бьется в конвульсиях, пока фея чуть ли не вгрызается этими своими клинками в его руки. Она отрывается мясо кусок за куском. Она не дает ему умереть спокойно.

– А ты думаешь, я бы позволила тебе отключиться? – интересуется Лейла. – Нет. Хорошо, когда есть заклинания, позволяющие поддерживать в сознании

даже такую тварь, как ты. Чувствуй, ублюдок. Наслаждайся. По-другому ты никогда не поймешь. Ну ничего. Я объясню доступно, – и с этими словами она всаживает нож из морфикса в его запястье, что отзывается внутри дикой болью.

“Сумасшедшая! – проносится в затуманенной голове Огрона. – Сумасшедшая!”

– А ты и правда думал, что сможешь так легко уйти? – усмехается Лейла. – Хотя... Похоже, ты ничего не думал. Ты просто уже не способен на это. Ну ничего. Боль ты еще понимаешь.

И она продолжает то, к чему столь долгое время шла. Преступники смотрят на этот акт зачарованно, с благоговением и уважением – смотрят, как яркая беззаботная фея расчленяет своего врага, как кровожадно улыбается, как с наслаждением слушает его крики и мучительные стоны, хриплый кашель – лучшая музыка для него.

Огрон мучается в агонии – Лейла наполняется изнутри. Убийство очищает, понимает она.

– Это уже даже не месть, – завороженно шепчет она, – это уже вопрос принципа. Ты бы никогда не выжил, ублюдок.

Проходит еще несколько часов, прежде чем после истошных криков, мучительной агонии и не наступавшего облегчения Огрон затихает. Но смерть встречает его животным страхом – в тот самый момент, когда Лейла перерезает ему горло.

И с руками по локоть в крови издает оглушительный рев, разносящийся, кажется, на всю Омегу. Даже у отпетых негодяев кровь стынет в жилах. Она сидит рядом с бездыханном телом, пока на ее плечо не ложится рука. Лейла лишь поднимает голову и встречается взглядом с Нексом и Музой.

– Эти твари мертвы, – улыбается ее лучшая подруга.

– Огрон – тоже, – кивает Лейла.

– Как ты себя чувствуешь? – интересуется Некс.

Лейла прислушивается к себе. С той секунды, когда глаза Огрона стали стеклянными, когда он перестал дышать и превратился лишь в истерзанную груду мяса, что-то внутри нее оборвалось. Она будто бы опустела – внезапно, резко, как стих сильный порыв ветра. Это оказалось слишком внезапно.

Но кое-что, что еще пока очень-очень слабо зарождается в душе, Лейла тоже чувствует.

Облегчение. Долгожданный покой. Затаенная радость. Окончание незавершенности. Внутри больше нет черной дыры. Теперь на пути к счастливому будущему больше нет никаких препятствий. Все, что мучило, испарилось.

– Все, – наконец произносит она, слабо улыбаясь, – теперь точно все.

“Никогда не было другого выхода, Блум. Просто иногда мы слишком долго сомневаемся, чтобы прыгнуть в широко раскрытую дверь, и бьемся в стену, веря, что так будет легче”.

Расслабься и делай это. Расслабься и делай. Релаксируй.