Крымские тетради
Шрифт:
Там-то и занял Михаил Андреевич отличную боевую позицию.
Говорят, Михаил Андреевич родился в рубашке - в лесу ему везло.
Да и мне казалось, что Михаил Андреевич везучий человек. Однако жизнь меня убедила, правда уже после войны: и на старуху бывает проруха. Бывало время, когда жизнь и Македонскому щедро отпускала тумаков...
...Каратели унесли с Аппалахской дороги много трупов. Кровавый след тянулся по дороге до самого Коуша. Ни одно поражение фашисты так не переживали, как это: вся Качинская долина погрузилась в траур.
Тут дело
Я у Македонского. Брови у него стали гуще, взгляд острее, а та подкупающая улыбка, которая всегда и всех тянула к нему, пряталась за резкими чертами лица, в котором было сейчас куда больше решительности, чем привычного для Македонского добродушия.
Он по-деловому поздоровался и тут же вынул из планшета донесение:
– Вот какая хреновина получается, командир. Дожили!
Да, действительно дожили: фашисты нагнали на станцию Бахчисарай несколько эшелонов с нашим вооружением, взятым под Керчью.
Я знал Македонского: ни одного разговора не начнет только для разговора. И, помимо всего, он торопится, Что же хочет от меня бахчисарайский командир?
Прямо спрашиваю:
– Что надо сделать?
Македонский уставился на меня.
– Надо достать эти эшелоны. И не только их, а все склады, пакгаузы и прочую ерундицию. Но тут нужно вот так, - Македонский раскинул сильные руки и сблизил их.
Догадываюсь: сложная операция, взаимодействие партизан, авиации, Севастополя, Большой земли.
– Добейтесь толкового радиста, а остальное за нами, бахчисарайцами.
Идея, конечно, сверхотличная, да и не на пустом месте она. Есть уже некоторый опыт. Днями партизаны Евпаторийского отряда под командованием талантливого человека - Даниила Ермакова, узнав о продвижении в районе Ново-Бодрак большой вражеской автоколонны, сообщили данные по радио фронту. В этот же день договорились о совместных действиях.
Боевая группа партизан залегла у дороги в ожидании самолетов. Выстроенные в три ряда, накрытые брезентами, автомашины противника готовились к движению на Севастополь.
По команде водители нажали на стартеры, и земля заходила ходуном - до того мощно сотрясала ее почти сотня дизельмоторов.
И никто из немцев даже не подумал посмотреть на небо, прислушаться к тому ровному гулу, что шел со стороны Чатыр-Дага.
Наши летчики легко обнаружили колонну, и - пошло! Самолеты делали заход за заходом, а партизаны под бешеный шум моторов ползком подбирались к самой магистрали.
Не успели самолеты отбомбиться, а уцелевшие машины рассредоточиться, как по напуганным фашистам ударили партизанские автоматы.
Колонну сожгли, разгромили.
Это была хорошая работа, севастопольская!
...Заместитель командующего партизанским движением Крыма Георгий Леонидович
И было получено: добро!
...Чердачное перекрытие. Пахнет пылью, мышами, прелым зерном. В середине, под сушильной трубой, лежит молоденький радист, прикрыв ватником аппаратуру. В углу, сдавленном железной крышей, вытянулся Иван Иванович Суполкин. Он всматривается в маленькие светлячки сигнализации, которые беспорядочно разбросаны между путями. За станцией в мглистой дымке чувствуется затемненный городок, недалеко - силуэт водокачки.
У выходной лестницы с чердака сидит Дуся.
Внизу, в огромной заброшенной пустоши, поют сверчки, и под легким сквозняком дрожит вырванный из крыши железный лист. А за стенами пакгауза идет своя, тревожная жизнь прифронтовой станции.
Кричит маневровый паровозик, сигналят водители машин кое-где копошатся солдаты, под командой разгружая что-то тяжелое, а на западе стеной стоит полыхающее зарево и слышны мощные вздохи кипящего в огне фронта.
Чьи-то шаги приближались к зданию. Дуся насторожилась, согнулась всем корпусом, стараясь всмотреться в темноту.
– Тома?
– тихо спросила она.
– Я, я.
– Запыхавшийся румын поднимался по ветхой лестнице.
Общими усилиями довольно подробно разобрались в том, что видел за несколько часов Тома. А видел он многое... На станции были эшелоны с пушками, снарядами, продовольствием. Здесь основной пункт разгрузки врага, действовавшего на Севастопольском направлении. Конечно, есть и зенитные установки, но не так уж густо, да и стоят они на заметном месте...
Четко работал молодой радист. Ровно в десять часов пятнадцать минут вечера он передал фронту разведданные, а в двенадцать ночи его связали с советским авиационным командованием.
Партизаны молча ждали решающего часа.
Дуся приблизилась к Ивану, вложила застывшие от напряжения пальцы в широкую ладонь друга и замерла...
– Самолеты над горами!
– крикнул радист.
С востока нарастал неумолимый гул. Нервно захлопали зенитки, тревожно и коротко загудел паровозик. Рев моторов заполнил безбрежную темноту.
От горячих взрывов здание задвигалось и село.
– Иван! Я боюсь!
– крикнула Дуся.
– Дура!
– Иван матюкнулся и прижал к себе женщину, которая была храброй - уж это он знал, - но впервые испытывала бомбежку.
С крыши что-то падало, дрожали железные листы.
В нескольких метрах от пакгауза сразу вспыхнул огонь, стало видно как днем.
Горели эшелоны, рвануло склад со снарядами, угол пакгауза отвалился.
В дыму дождались рассвета.
В четыре часа связались с фронтом; оттуда потребовали: выяснить результат бомбоналета.
Партизанам все хорошо было видно. Еще горели склады, станция казалась полностью вымершей. Водокачка свалена набок. На путях - груды горелых вагонов. Поперек депо лежит паровозик, загораживая выезд.