Крымские тетради
Шрифт:
Нам отвечали в основном одинаково: "Держимся!", или: "Даем жару!"
Но часто говорили и так: "Чубовцы крепко чесанули фрицев!" Или: "Чуб дал прикурить!"
Еще в ноябре сорок первого года, на пункте связи Центрального штаба, я впервые услышал имя Михаила Ильича Чуба. И вот с тех пор почти постоянно слышу о нем. В моем воображении родилась классическая фигура партизанского вожака.
Чем-то она была сродни образу Македонского.
В 1948 году я познакомился с замечательным героем партизанской борьбы на Украине писателем Петром Петровичем Вершигорой.
Мы
Близость нашу оборвала только скоропостижная смерть талантливого писателя и большого человека.
Петр Петрович преклонялся перед крымскими партизанами, его живо интересовали судьбы героев, события, факты. В первом же письме ко мне запросил: "О каком-то Чубе ходят легенды. Скажи, был ли такой человек в действительности? А может, это лишь фантазия писательской братии?!"
"Чуб был, есть и будет!" - так, кажется, я ответил тогда Петру Петровичу. Он попросил устроить встречу с Михаилом Ильичом, что я с удовольствием и сделал.
Они никак не могли расстаться. Потом Петр Петрович с восхищением восклицал:
– Лихой человечище! Я о нем непременно напишу!
Он собирал материал, рылся в областном партийном архиве. Думал о Чубе, но увлекся всей партизанской борьбой на полуострове, вынашивал мысль о книге. Его потрясла необычайная драматичность борьбы, он увидел крупные характеры народных героев.
Петр Петрович восторженно говорил:
– Какая целина! Шекспировские факты, ей-богу! Нельзя молчать!
Михаил Ильич встретил войну зрелым человеком - ему было под сорок. Он из волжан, родился в бедной крестьянской семье, батрачил, был одним из первых комсомольцев Заволжья, боевое крещение получил, еще гоняясь за бандами.
Лошади - его слабость. Любит их до самозабвения.
Как-то я оказался на областной опытной станции, которой и сейчас руководит Михаил Ильич. Четырехлетний жеребец рванул поводья, сбил с ног молодого конюха и понесся на дорогу. А там няни переводили детишек из яслей с одной стороны дороги на другую. От испуга - на детей мчался жеребец! женщины остолбенели...
Я бросился наперерез жеребцу, но в это время услыхал зычный голос:
– Стой! Подлюга!!!
Жеребец аж на задние ноги присел, и тут же я увидел: Михаил Ильич ловким прыжком достал рукой холку и вцепился в нее. Усмиренного жеребца отвел в конюшню.
Увидев меня, крикнул:
– Здоров, дружище!
– Секрет какой знаешь, Миша?
– спросил я.
Он улыбнулся:
– Наипростейший: конную академию прошел в Заволжье, при табунах. Десять годков, брат!
Михаил Ильич жил и живет, не забывая мудрого правила: умный учится, а дурак поучает.
Начал он с зоотехника заволжского совхоза, а поднялся до поста начальника главка союзного наркомата. Но должность была не по его характеру.
Пришел к наркому с рапортом: "Я вырос в степи, люблю сеять, собирать урожай, гонять табуны, пропадать на фермах. Доверьте совхоз - не подведу!" Так или по-иному писал -
Доверили не совхоз, а техникум в Крыму.
Крым - не родное Заволжье, а все же небо над головой. И степи вокруг пахнут травами, и ночное небо диковинно звездно.
И снова появилось галифе, усы стали гуще, а шапка - круче набекрень.
У него завелись друзья, в горах - чабаны, в лесах - объездчики. Научился Чуб варить овечий сыр, его тузлук из молодого барашка обрел районную славу.
Война принята им была с готовностью, всю жизнь считал себя на военной службе. Сдал техникум заместителю, сел на коня - и в райком партии. Но там ему сказали: "Работать там, где и работал, и ждать партийного решения".
Партизанство Чуб начал с полной уверенностью в том, что жизнь готовила его именно к этому.
О Михаиле Чубе лес узнал сразу.
Немецкий батальон держал марш на Судак, но сбился с пути и попал в лес. Недалеко находился Ичкинский партизанский отряд под командованием Михаила Чуба. Появление немцев для Чуба было совершенно неожиданным, по логике вещей он должен пропустить врага. И батальон не был обстрелян.
Но Чуб молниеносно смекнул: враг идет на ощупь, растерян, его пугает лесная тишина.
Михаил Ильич поднял отряд; не медля ни минуты, повел его на так называемую "подкову" - дорога там делает глубокий загиб, - разбил на три части, занял боевые позиции: в центре "подковы" и на ее концах.
Разгром был потрясающим, а собственные потери исчислялись единицами: одних автоматов с десятка три взяли, а пулеметов...
За "подковой" прогремела операция по выручке советского десанта полковника Селихова, высадившегося под Судаком. Селихов взял город, но дальше начались неудачи. Десант прижали к берегу, помощи не было штормовое море исключало ее. Чуб пробился к десанту и вывел его в горы.
Много выдающихся операций совершил наш друг Чуб. Он умел, как и Македонский, не только держать большой отряд в отчаянно опасном месте, но и лихо воевать. Он из тех, кто живет и действует за своей "Басман-горой". (Кстати, слово "басман", "басма" переводится так: "басма"-"не наступи", в смысле она, гора, недоступна.)
...Я, кажется, начал с того, что лежу в госпитале и чуть свет просыпаюсь, чтобы встретить раненых из восточных лесов Крыма, и что часто слышу: "Чуб дал прикурить!"
Девятнадцатого июля закончился "генеральный прочес" заповедника. Но Манштейн дивизии из гор не убрал. Он направил их в феодосийские и судакские леса.
В то время Михаил Чуб был в должности командира Первого партизанского района. Он недавно простился с родным отрядом, сдал его под начало капитана Юрьева.
Когда Михаил Ильич принял Первый партизанский район, отряды были сильно потрепаны в предыдущих боях, дисциплина ослабла. Особенно неблагополучно было в отряде Исаева, скомплектованном из остатков Судакского десанта. Пережита трудная зима, в основном на подножных харчах. Люди надеялись на Керченскую группировку наших войск. Пока гремел на востоке фронт, солдаты держались.