Крыши Тегерана

Сераджи Махбод

— Ахмед знает, кто она? — спрашивает она наконец.

— Да.

— Знаешь что — я спрошу у него!

Она смеется, и мы относим еду и напитки во двор. Ноги у меня ватные, я из последних сил стараюсь не уронить чашу с фруктами. Зари приносит фотоаппарат своего отца и учит Кейвана, как сфотографировать нас вчетвером, сидящих вокруг хозе. Она говорит, что сделает фотокарточки для каждого из нас, чтобы мы вспоминали потом лето, когда стали лучшими друзьями.

Ночью, лежа в постели, я вновь переживаю

каждую минуту прошедшего дня, особенно тот момент, когда выставил себя дураком, сравнивая ее с рекой и цветами. «Что тебе нравится в ней, помимо внешности?» — спросила она тогда. Не надо было мне мямлить, как романтичному дурню. Следовало поговорить о ее любимом цвете, любимой еде, о фильмах, которые ей нравятся, и книгах, которые она любит читать.

Я вдруг понимаю, как мало знаю о Зари. По сути дела, почти ничего. Как она выбирает друзей, какие у нее увлечения, какие люди ей нравятся? Все, что я знаю, — это то, что я ее люблю. Неужели все так влюбляются? Интересно, много ли Ахмеду известно о Фахимех? Вероятно, не много. Мой отец впервые увидел мою мать по пути из школы домой и целый месяц ходил за ней следом. Только после этого он набрался храбрости что-то ей сказать. Через месяц после первого разговора он послал родителей к ней в дом просить ее руки.

Любовь всепоглощающа, жизнь как будто останавливается. Я больше не могу думать ни о чем, кроме Зари. Как это взрослые влюбляются и в то же время работают?

Ахмед крепко спит на своей крыше, я слышу его храп. Я подхожу к его постели и бужу его.

— Что случилось? — спрашивает он.

— Зари спросила меня, что мне нравится в любимой женщине, и я ничего не мог придумать, — говорю я несчастным голосом.

Ахмед пристально смотрит на меня.

— Я читал где-то, что люди на Западе, например в США и Европе, прежде чем влюбиться, долго встречаются, — с тревогой говорю я. — Ты знал об этом?

Ахмед мотает головой.

— Это правда. Я видел это в кино. Они долго, долго встречаются. Иногда десять или даже двадцать лет!

— Ух ты, — шепчет Ахмед.

— Но здесь, в Иране, стоит нам на кого-то взглянуть, и мы влюбляемся. Девушке достаточно лишь улыбнуться, и мы уже теряем голову. Никаких свиданий, никакого узнавания друг друга. У нас нет возможности узнать друг друга по-настоящему. Понимаешь, что я хочу сказать? Вот ты, например, знаешь, какая Фахимех на самом деле? Ты знаешь ее любимые цвета, любимую еду, увлечения?

— Нет.

— И тебя это не волнует?

Ахмед кивает. Он встревожен.

— А что, если она не та девушка, какой ты ее считаешь? Что, если у Зари несовместимость со мной? Что, если я женюсь на ней и у нас будут дети, а она окажется совершенно не похожей на меня? Что мне тогда делать?

Ахмед прикрывает ладонями рот и тяжело вздыхает.

— Ты не беспокоишься об этом? — спрашиваю я.

— Да-да — теперь, после твоих слов.

Он зажигает сигарету.

— Бог мой, это настоящая проблема.

Он почесывает макушку.

— Дай подумать.

Похоже, ты затронул что-то очень серьезное. Я в конечном счете понимаю, насколько все это чтение прибавляет тебе ума.

Я начинаю развивать эту тему, но он просит меня замолчать, потому что он думает. Я сижу на краю его постели, а он раскачивается взад-вперед, корча странные гримасы. На лице его отражается, как он сосредоточивается на чем-то, смотрит на вещи с разных точек зрения, разрабатывает гипотезы и отвергает их как несостоятельные. Ахмед разговаривает сам с собой, издает странные звуки, поднимает брови, двигает руками и выпячивает нижнюю губу. При этом он смотрит на небо. Он затягивается сигаретой и со вздохом выпускает дым, словно полностью разуверившись в своей способности решить простую задачку.

Докурив наконец сигарету, он подходит к краю и бросает окурок на соседнюю крышу, стараясь, чтобы отец не заметил. Потом залезает под одеяло и шепчет:

— Кажется, я знаю, как тебе поступить. Почему бы тебе не поехать на Запад, начать с кем-нибудь встречаться, хорошенько узнать ее, а потом вернуться сюда и жениться на Зари?

С этими словами он поворачивается на другой бок и начинает храпеть.

Несколько мгновений я сижу и смотрю на него. Потом встаю, даю ему пипка под зад и ложусь в свою постель.

6

ЭПИЗОДЫ ЛЮБВИ

Ахмед, Фахимех и я почти каждый день проводим в доме Зари. Я жалуюсь Ахмеду, что мы только сидим и болтаем и, как ни здорово быть рядом с Фахимех и Зари, надо бы заняться чем-то еще, а иначе девушки с нами заскучают.

— Чем еще заняться? — спрашивает Ахмед.

— Пойти с ними прогуляться, сходить в кино, поужинать в ресторане, — предлагаю я. — Понимаешь, все эти увлекательные штуки.

— Неужели? — саркастически спрашивает Ахмед. — А не воспользоваться ли тебе для этого твоим банковским счетом, а мне — моими сбережениями?

Нахмурившись, я пожимаю плечами.

— И где, черт возьми, мы живем — в Америке, что ли? Это Иран, и мы живем в своем квартале…

— Ладно, ладно, забудь о том, что я сказал, — перебиваю я и решаю никогда больше не касаться этой темы.

Идет время, наша дружба крепнет, мы с легкостью поверяем друг другу самые сокровенные личные переживания. Вечерами нам трудно расставаться. Никто не хочет уходить, и мы без конца шутим на эту тему.

— Пора уходить, — скажет один.

— Ага, определенно пора, — согласится кто-то еще, но никто не пошевелится, и мы смеемся. — Ладно, может быть, еще несколько минут, а потом нам действительно пора.

— О да, действительно. Всего несколько минут.

Легко заметить, что Ахмед и Фахимех влюблены друг в друга. Когда Ахмед рядом с Фахимех, на него находит умиротворение и довольство. Он сознается, что ее присутствие вызывает в нем почти религиозное чувство.

— Словно это уже не я, — говорит он. — Я даже могу терпеть Ираджа.