Крысиные бега
Шрифт:
– Это не нормально, – он сделал ударение на частице «не». – Но если ты сейчас меня выручишь, то сделаешь великое дело.
– Да мне до этих твоих великих дел как до лампады. Хватит, навоевался. И Афган, и Чечня эта грёбаная – всё было. Довольно. Вот где у меня всё это сидит, понял?
– Чечня, говоришь? Девяносто пятый?
Что-то в его голосе изменилось. Интерес, что ли, к моей персоне проснулся? Я на короткое мгновение скользнул по нему взглядом и снова уставился в серую ленту асфальта.
– Да кто ты такой, чёрт
– Майор ФСБ Куценко.
Я присвистнул.
– Опа-на! И от кого это ты, майор Куценко, бежишь?
– От плохих парней.
– А ты, значит, хороший.
– Я – хороший.
– А если у них на этот счёт другое мнение? В смысле, кто хороший, а кто плохой?
– Вот у них и спроси, умник.
– Ага, вот только тачку на прикол поставлю…
Я совершил какой-то невообразимый вираж, ловко втиснулся в кривой переулок, пролетел его весь, чиркнув правым бортом по фонарному столбу, потом влетел в тёмную арку, миновал проходной двор, ещё один – и снова выскочил на широкий простор проспекта. В первое мгновение я решил было, что сумел оторваться от преследования, однако торжествовал я рано: в зеркале заднего обозрения вскоре вновь замаячил чёрный силуэт джипа, который не преминул напомнить о себе автоматной очередью.
Я выругался.
– И откуда ты только свалился на мою голову, а, майор?! – в сердцах выкрикнул я, зло зыркнув в его сторону. – Ехал себе, никого не трогал, домой, к жене, к сыну – а тут ты нарисовался, да ещё с целой оравой дружков, которым ты, как я посмотрю, чем-то сильно насолил.
– Извини, друг, так вышло.
– Ага, взяло и вышло, а ты тут как бы и не при делах. Просто мимо шёл.
Мне нужно было сорвать на ком-нибудь накопившуюся злость, выплеснуть её на чью-то голову, потому я и нёс всякую чушь, плохо контролируя, что слетает с моего языка.
Консервная банка, за рулём которой я сидел, каким-то чудом продолжала ещё двигаться, хотя по всем законам механики и здравого смысла эта груда металлолома давно уже должна была рассыпаться в прах. В любом случае, это её последняя поездка. Всё, откаталась.
Как бы эта поездка не оказалась последней для меня. Мне-то помирать пока ещё рано.
– Держись, майор! Мы ещё повоюем! – заорал я с непонятно откуда взявшимся задором.
Я выбрал момент и снова нырнул с главной трассы в какой-то проулок. А потом минут десять гонял по тёмным извилистым улочкам, подворотням и проходным дворам.
Хватит, конец пути. Я резко дал по тормозам.
– Всё, майор, приехали.
Быстро окинул взглядом окрестности. Справа высилась коробка трёхэтажного заброшенного дома с пустыми глазницами окон, слева зияла пропасть котлована – след когда-то начатой да так и не завершённой стройки, а впереди смутно маячила группа голых деревьев. И жуткая темень вокруг, хоть глаз коли. Фонари все побиты, свет из окон жилых домов сюда не доходит. Как раз то, что надо. И что очень важно, вокруг
– Слышь, майор, приехали. Кажется, оторвались.
Он не отвечал. Холодок тревоги пополз мне куда-то под куртку.
– Майор, ты в порядке?
Я чиркнул зажигалкой и поднёс огонёк к самому лицу моего пассажира.
Он был неподвижен, глаза закрыты, голова свесилась набок. Никаких признаков жизни. Вот чёрт! Они всё-таки достали его. В самый последний момент, как раз когда мне удалось оторваться от них. Что ж, не повезло бедняге. Увы. И хотя он был причиной всех моих бед в этот вечер, мне было искренне его жаль. По крайней мере, сейчас мне лучше, чем ему. Я как-никак жив, а вот он… Покойся с миром, майор ФСБ Куценко.
Его безжизненные руки продолжали сжимать красную папку. Я попытался аккуратно вытащить её, но безуспешно: его хватка оказалась железной. Я перестал церемониться и потянул сильнее. И тут…
Майор шевельнулся и застонал. Я невольно отпрянул назад.
– Жив! – осенило меня.
Я снова чиркнул зажигалкой – и в слабом отблеске крохотного язычка пламени увидел, как блеснули его глаза. Он смотрел на меня.
– Извини, друг, – прошептал он. – Я подставил тебя…
– Помолчи, – я придал своему голосу побольше строгости. – Я сейчас «скорую» вызову. Ты, главное, потерпи.
– Никакой «скорой», – с неожиданной силой отрезал он. – Поздно… я знаю… и ты знаешь… ты был там, на той войне…
В его словах было больше правды, чем мне хотелось бы признавать. Правды жестокой и неумолимой. Он уходил, жизнь по капле вытекала из его пробитого тела. Я не знал, куда попала пуля (или пули?), но то, что задеты жизненно важные органы, было ясно даже дилетанту. А я дилетантом не был, и смерть повидать пришлось в самых разных её личинах.
– Как… звать тебя, друг? – прошептал он, тяжело дыша.
– Иван.
С неожиданной силой майор вцепился мне в куртку и притянул вплотную к себе – так, что я ощутил его горячее прерывистое дыхание у себя на лице. Он заговорил торопливо и сбивчиво:
– Послушай, Ваня… мне некого больше просить… а ты наш, я это сразу понял… Доведи начатое до конца, помоги сделать то, что я не успел… Это очень, очень важно, понимаешь?..
Интересно, на что это он меня подписывает?
– Говори, майор, не тяни резину. Сделаю всё, что в моих силах.
И кто меня, дурака, за язык тянет?
– Вот эти документы, – судорожным кивком он указал на красную папку, которую прижимал к груди, – необходимо передать одному человеку. Лично в руки… никто другой… ни при каких обстоятельствах их получить не должен. Дело государственной важности… на карту поставлены государственные интересы… интересы страны… Ты слышишь меня, Иван?..
– Слышу, майор.
Слышу и одновременно чувствую, что вязну в этой трясине всё больше и больше. Но отступать было уже поздно. Последняя воля умирающего – закон.