Ксанское ущелье
Шрифт:
— Сколько конных, сколько пеших?
— Пятьдесят и шестьдесят.
— Неплохо. Князь Цицнакидзе, а вы?
— Семьдесят, господин уездный!
— Неделю срока даю вам, чтобы довести дружину до ста человек. А у вас, Цагарели?
— Пятьдесят человек, господин уездный, — потупил голову князь.
— Никуда не годится, князь. Я доложу губернатору, что у вас, как у Цицнакидзе, семьдесят пять конников. Но я не всесилен. Пройдет неделя-другая, губернатор может нагрянуть сам. Как с припасами, господа?
— У меня по десять
— У меня примерно то же, — поддакнул Цагарели.
— У вас, Амилахвари?
Амилахвари солидно засопел:
— У меня с патронами неплохо. У меня другая беда, господин уездный. У меня винтовок маловато.
— Капитан! — позвал уездный — Надо выделить из наших запасов… Сколько нужно винтовок, князь?
— Сорок!
— Есть сорок винтовок.
— Вам, Цагарели?
— Еще двадцать — двадцать пять дружинников я найду.
— Значит, двадцать пять? Приплюсуйте, капитан.
— Есть еще двадцать пять винтовок.
— Цицнакидзе?
— Мне хватит десяти.
— Капитан!
— Все ясно, господин уездный: приготовить семьдесят пять винтовок.
И тут Амилахвари поразил князей в самое сердце:
— Мне бы, господин уездный, пулеметчика одного.
— У вас пулемет есть?
— Есть один, — удовлетворенно крякнул довольный Амилахвари. — Приобрел в свое время по случаю.
— Капитан!
— Есть, господин уездный, обеспечим пулеметчика.
— Теперь вам слово, господин капитан. Присаживайтесь. — Уездный начальник встал и заходил вдоль стола, заложив за спину сильные, жилистые руки.
— Прошу внимания, господа, — сказал капитан, вольно откидываясь в широком кресле. — Господин губернатор поручил мне объяснить вам, почему в настоящее время необходимо воздержаться от каких бы то ни было притеснений подневольных и приписанных крестьян. Если мы просим вас о создании боевых дружин, то это прежде всего значит, что войск в уезде мало. А избежать массовых выступлений надо. Надо во что бы то ни стало. Абреки не страшны. Мы их загоним глубоко в горы. Главное — не дать искре упасть на сухой стог сена. В общем, с сегодняшнего дня до особого распоряжения господина губернатора — никаких экзекуций. Никаких изуверств. Нам известно, князь Амилахвари, что вы схватили и бросили в подвал своего замка родных Васо Хубаева и его бойцов.
Князь закашлялся, словно у него в горле застряла шелуха от семечек тыквы.
Капитан ждал.
Если бы князья, сидевшие за столом, придвинувшись к капитану, насколько им позволяли кресла, взглянули в этот миг на стоявшего над ними «уездного», то им многое могли сказать внезапно залившая лицо гостя бледность и желваки, вспухшие на скулах.
— Так как, князь?
— Я думал, как лучше…
— Немедленно освободить, — сквозь зубы процедил капитан.
— Как? Сейчас? Я…
— Немедленно. Иначе именем губернатора я буду вынужден арестовать вас, князь.
— Как?! А письмо…
— О том, что вы держите людей в подвале, мы узнали уже в дороге, князь! В дороге! — отчеканил капитан. — Губернатор же на все время нашей инспекционной поездки предоставил нам полную свободу действий, вплоть до расстрела саботажников. Расстрела без суда, господа! Я прошу это запомнить…
— Как вы это будете делать? — съязвил Цагарели. — Вдвоем с уездным начальником?
— Оставьте шутки, князь Цагарели! Мы спешили выполнить поручение полковника. В полдне пути за нами рота солдат. С пулеметами. Эта рота два дня назад раздавила осиное гнездо Антона Дриаева. А там было немало отъявленных головорезов. Не чета вашим дружинникам… с винтовками без патронов…
Последние слова капитана развеяли сомнения Амилахвари.
— Нодар! — внезапно осевшим, будто перехваченным голосом крикнул он. — Нодар!
От пестрой толпы у подножия холма отделился всадник на широкогрудом, крепконогом жеребце. Он расторопно подскакал к судейскому столу.
— Скачи в замок, Нодар! Немедленно освободи всех, кто сидит в подвале.
— И старуху Мелу со стариком?
— Я же сказал: всех! — рявкнул прорезавшимся голосом князь. — Всех! И немедленно.
Всадник пожал плечами, разворачивая коня. Что-то неуловимо знакомое почудилось ему в облике чернобородого красавца в дорогой черкеске с перевязью, на которой висела дорогая шашка. Но тот стоял полуотвернувшись, что-то тихо говоря высокому офицеру в капитанских погонах. Стой чернобородый красавец лицом к княжескому управляющему, тот разглядел бы, что правая рука его не на поясе, а на кобуре нагана.
Когда посыльный князя дал наконец шпоры коню, гости позволили себе забыть о делах.
— Что ж мы, господа, — сказал уездный, — все насухую говорим. Уже и горло дерет. Если, капитан, у вас все, то почему бы нам не выпить с князьями? Ведь мы все-таки на празднике. И не у врагов наших, а у друзей!
— Золотые слова! — подхватил Амилахвари, решив гостеприимством скрасить свою промашку с этими, черт бы их побрал, арестантами.
«Все новый управляющий, Нодар. Он подбил бросить в подвал родных Хубаева, Карума, Сослана. Мол, узнает об этом Васо, непременно кинется их освобождать, а мы его из-за стен замка пулями, пулями. Живи, Амилахвари, своим умом. Слушай советчиков, а поступай по-своему».
Не дожидаясь служки, князь наполнил шампанским высокие кубки, преподнес их гостям.
— А когда же скачки, господа? — спросил уездный начальник, устраиваясь в кресло поудобнее. — Давно не видел хороших лошадей!
Он охотно осушил кубок, поселив спокойствие в княжеских душах: человек, который так аппетитно пьет шампанское, не может бесконечно думать о делах и портить им так неплохо начинавшийся праздник.
Капитан же лишь пригубил из кубка:
— Чем же собираетесь порадовать победителя, господа?