Ксанское ущелье
Шрифт:
Чтобы оправиться от страха, пережитого на злополучной лесосеке, князю хватило трех дней, но чтобы избавиться от мерзких темно-лиловых кровоподтеков и синяков, которые оставили на его шее и груди руки бандита-лесоруба, не хватило и двух недель. Пришлось кутать шею в тонкий шелковый шарф и сидеть дома.
Полулежа в кресле, вроде ему все еще нездоровится, князь вызвал управляющего.
Коциа появился в дверях кабинета.
— Входи! — подстегнул его резкий окрик. — И прикрой хорошенько
Стараясь ступать мягко и неслышно, Коциа боязливо приблизился. Он хорошо знал, что князь не прощал ошибок, не терпел неудачников, а это означало, что все неприятности впереди. Мог он послать тройку надежных слуг вперед, чтоб убедились в безопасности дороги? Мог. Мог заставить дружинников смотреть в оба? Мог. В конце концов, мог разбить охрану на две группы, погнал бы одну часть стада низиной, другую горами, вот бы и ускользнул от абреков. Не сообразил. Недодумал.
— Что молчишь? — не поворачивая головы к управляющему, бросил князь.
— А что я могу сказать, ваше сиятельство?
— Да уж не скромничай, говори!
— Тяжело дела вести, ваше сиятельство, — осторожно промолвил управляющий. — Совсем житья нет от этих голодранцев! Смертью они нам грозили…
— Что же никто не принял смерть за своего господина? — В голосе князя металл. — Я тебя спрашиваю.
— Одна жизнь у человека. Кто захочет с нею расставаться… из-за чужого добра?
— Из-за чужого добра? И это ты говоришь? Ты, кому я доверил собирать подать? Ты, в чьих карманах, если их потрясти хорошенько, немало застряло моего серебра, а?
Коциа замер. Гроза вроде обещает быть не такой страшной, какую он ждал.
— Ваше сиятельство! — упал Коциа на колени. — Я ли не служу вам душой и телом? Да если бы мы не попали к этим абрекам на мушку, я бы первый любого из них укокошил!
— «Я бы», «я бы»… Что мне от этих заверений?
Князь долго молчал. Он давно принял решение и теперь не спешил его высказать, чтобы насладиться смятением трусливого слуги.
— Ну вот что, Коциа, — наконец сказал он. — Я бы мог приказать выпороть тебя во дворе принародно и выгнать, как собаку…
— Все в вашей власти, ваше сиятельство…
— Или посадить на козлы жениной кареты вместо хромого Илико… Но я решил еще раз, последний раз, Коциа, дать тебе шанс выбиться в люди…
— Я слушаю, ваше сиятельство.
— Ты выследишь абрека по имени Васо Хубаев. Ясно?
«Из огня да в полымя, — заныло под ложечкой у Коциа. — Только мне и не хватало погони за диким абреком. Подстрелит, как куропатку, — вот и кончится вся слежка!»
— Даю тебе три недели. Будешь ходить по аулам как паломник, как нищий, как торговец мелочью — твое дело, но следи, прислушивайся и приглядывайся, чтоб не прозевать его. Не святым же духом он живет! Все, что узнаешь, сообщать будешь мне. Лично. А теперь пошел вон!
Незадачливых дружинников князь приказал выпороть.
Слушая их истошные вопли, Амилахвари думал: неужели и в других краях Иристона [7]
«Ладно, — решил он. — Другие как хотят и как знают, а я в своих владениях наведу порядок. Я всякую крамолу с корнем вырву, как чертополох!»
7
Иристон — Осетия (на осет. яз.).
Через месяц с новыми дружинниками, которых по его просьбе учил воинским навыкам и приемам пристав Кумсишвили, князь направился на лесосеку.
«Не может быть, чтобы эти оборванцы не знали, где скрывается их недавний товарищ, — думал он, покачиваясь в седле и не выпуская из рук винтовки. — Я из них вытрясу признание».
Едва пестрая группа всадников выехала на поляну перед шатром лесорубов, от шалаша, в котором артель Нико некогда хранила сено, стремительно метнулась в лес серна. Дружинники князя стали палить по ней. Чья-то пуля наконец — князь считал, что его, — настигла бедное животное.
На гулкое эхо выстрелов никто не вышел. Лесосека была пуста. Ни одного человека. Это несколько охладило пыл князя. «Если рабочие — а их немало — объединятся да вооружатся, то с моей дружиной нечего и надеяться на успех. Глупая серна и то едва не скрылась! Аулы, и только аулы, — спасители. Держать в каждом ауле недремлющее око и срубать абрека, как ветку. По одному, по одному».
Амилахвари окинул взглядом лесосеку. Изрядно бревен заготовила артель! Сколько еще золота можно выручить за этот лес, принадлежащий беспечному соседу! Хорошо, что Цицнакидзе в лесных делах ничегошеньки не смыслит.
Да, не погорячись он, запоздало корил себя князь, не послушай совета этого старого плута Коциа, еще бы тысячу-другую положил в сейф. Сэкономил, дурень, двухмесячный заработок артели — несчастные гроши, а сколько потерял? Сколько потерял?!
Кое-что, впрочем, еще можно спасти. Надо без лишнего шума спустить лес к реке, по большой воде сплавить, а там подсуши и пили!
А возить к реке надо сейчас, по снегу. Оставить лес до весны — непременно кто-нибудь из людей Цицнакидзе наткнется. Беда в одиночку не ходит.
— Поворачивай назад! — махнул князь рукой дружине.
Эхо в горах далеко летит. Когда дружинники князя шумно палили по серне, Асланбек следил за ними из укрытия.
— Васо! — прибежал он к молодому командиру. — Может, пощелкаем княжеских куропаток? Амилахвари пожаловал!
— Амилахвари?
— Он самый.
— Много с ним людей?
— Десятка два.
— Значит, на всякий случай скрываемся.
На ходу затягивая пояса, проверяя оружие, абреки направились к выходу из пещеры.