Кто, если не ты?
Шрифт:
— Я ему про вас рассказывал. Он мне верит. Не то что некоторые.
И Мишке и Климу стало стыдно за то, что они раньше так плохо думали о Егорове. Нет, Егоров — славный парень, он молодец, он лучше, чем они сами, раз у него такой замечательный друг. Его забросали вопросами, но Егоров отвечал скупо. Где живет? За городом, на Трех Протоках, далеко. А познакомился с ним давно, и вы познакомитесь, только после... А сейчас надо собираться. Некогда по гостям ходить. Вполне достаточно, что старик знает самого Егорова.
Чуду верилось
Но Егоров уже выговаривал условия: шмоток с собой брать поменьше, наступает лето, а на Яве зимы нет. Ночевать завтра он заявится к Мишке, утром надо встать пораньше, дома предупредить, что сегодня в школе... В общем, что-нибудь такое, и чтоб рано не ждали, а потом с Дальнего Востока можно будет уже написать...
9
Этот чердак с виду был самым обыкновенным захламленным чердаком. На веревках сушилось белье, по углам громоздились груды всякой дребедени— прелое тряпье, битое стекло, ржавые самоварные трубы, кирпичи, книги в плотных дореволюционных переплетах, изувеченные временем и мышами. Но то, что таилось под одной из таких куч, делало чердак единственным среди всех чердаков города.
...Клим ухватился за спинку колченогого стула и дернул на себя — куча шевельнулась, дохнула густым облаком пыли. Снизу выкатились несколько серых комочков и шарахнулись по сторонам.
— Мыши,— брезгливо сплюнув, сказал Клим. Вдвоем с Мишкой они принялись ворошить кучу.
Их полосы покрылись седым налетом, у Мишки на ресницах повисла паутина. Он чихал и ругался..
Наконец, поддев одну из досок, Клим извлек сверток. Бумага истлела и расползлась в липкие клочья. Мод бумагой был слой тряпок, потом—снова бумага. По вот в руках у Клима оказался весь покрытый ржаными пятнами пистолет.
Н-да...— проворчал Мишка,— разве так хранят оружие?
Он бережно взял пистолет у Клима и принялся внимательно осматривать.
У пистолета была узкая изогнутая рукоятка и тонкий, необычайной длины ствол. Пистолет когда-то попал к ним от Егорова, который нашел его неведомо где. Он утверждал, что такими пистолетами в прошлом веке стрелялись на дуэлях.
Но на Яве любое оружие ценилось на вес золота.
Мишка велел Климу принести золы и керосина и принялся очищать пистолет от ржавчины. Клим с уважением следил за Мишкой и покорно выполнял все, что тот считал возможным ему доверить: до блеска натер мелом три патрона — весь их боезапас.
Когда пистолет был приведен в порядок, они подошли к окошку, за которым синел клочок неба, и по очереди заглянули в ствол. В нем виднелись какие-то бугорки и выбоинки. Мишка называл их раковинами..
— Надо попробовать выстрелить,— сказал он.— Выстрел сразу все прочистит.
— А если пуля застрянет?
— Что ж, тогда пистолет разлетится ко всем чертим,
Клим
— Что ж, давай попробуем,— сказал он.
Они поспорили, кому стрелять первому, но так как ни один не хотел показаться трусом, подбросили гривенник.
Стрелять выпало Климу.
Были приняты все меры предосторожности. Выйдя на лестничную площадку, Клим притворил дверь и просунул, в щель руку. Над его ухом горячо дышал Мишка.
— Внимание! — сказал Клим. Рука у него слегка дрожала.
— Огонь!..—прошептал Мишка.
Едва слышно щелкнул курок.
— Не стреляет,— с досадой и некоторым облегчением сказал Клим.
Попробовали еще раз — и снова осечка. Даже патрон не удалось вытянуть из гнезда.
— Я же говорю, эту музейную редкость надо передать в театр!—Мишка повертел в руках пистолет, не зная, что с ним делать дальше.
Однако подумав, они все-таки решили захватить его с собой, а чтобы он снова не заржавел в дороге, смазать его хотя бы постным маслом—ничего более подходящего в своем распоряжении сейчас они не имели. Перед тем, как спуститься за маслом, Клим заметил, что белье, сохшее на чердаке, как бы покрылось серой плесенью от пыли, которую они тут подняли. Кое-где четко проступали отпечатки пальцев,
— Вот история! — Клим поморщился. Белье Высоцких. Узнают — разразится грандиозный скандал.
Они спустились вниз вместе — оставлять Мишку на чердаке одного, если каждую минуту сюда могла явиться старуха Высоцкая, было небезопасно.
На их счастье, Николая Николаевича с женой дома не оказалось — они ушли на прогулку, потому что человеку, страдающему язвой желудка, нужен чистый воздух. Без всяких помех Клим раздобыл подсолнечное масло, и они смазали пистолет. И тут Климу взбрела в голову странная мысль.
— А ну, прицелься,— сказал он.— Представь, будто перед тобой враг. А я представлю, что меня привели на расстрел.
— С ума ты спятил,— сказал Мишка.— Нашел игрушку...
— Ради тренировки воли! Ну что тебе стоит!
Они стояли посреди гостиной. Мишка шутя вскинул руку и взвёл курок.
— Ну, стреляй,— сказал Клим, побледнев.
О чем думал он сейчас, быковато нагнув голову, стиснув кулаки и глядя прямо в жуткий черный зрачок ствола? Может быть, о голландцах, которые взяли ого в плен?
— Стреляй, трус! — крикнул он.
— Молчать, изменник! — сказал Мишка, входя в роль.— На колени!.. Проси пощады!
— Коммунисты не падают на колени! — крикнул Клим.— Коммунисты не просят пощады!
Вдруг что-то жестокое проглянуло в очертаниях Мишкиных губ — Клим стоял спиной к буфету, и Мишка видел в зеркале, вделанном в буфетную нишу, свое отражение.
— По предателю именем революции...— медленно, растягивая слова, проговорил Мишка...-
— Да здравствует революция! — крикнул Клим.