Кто хоть раз хлебнул тюремной баланды
Шрифт:
— Ладно, дружище, — сказал Бацке, — ты хочешь иметь кольца или нет? Так, как ты это себе представляешь, сделал бы какой-нибудь салага, а не старый вор. Может, конечно, и удастся, но скорее всего нет. Нет, у нас должна быть машина, и ее нужно увести в тот же вечер, чтобы не успели сообщить в полицию ее номер. Ты умеешь, по крайней мере, водить машину?
— Нет, — сказал Куфальт и показался себе еще более ничтожным со своей прекрасной идеей.
— Ну и потом наступает самое трудное, — сказал Бацке. — Как ты мыслишь реализацию товара?
— Ну, я думаю, — сказал Куфальт
— Существуют, — подтвердил Бацке. — Если ты позаботишься об этом, когда кольца будут у тебя, то тебе дадут за весь хлам не больше тысячи марок, потому что ты будешь у них в руках. Более того, скупщик тебе вообще ничего не даст, так как будет назначено вознаграждение не меньше десяти тысяч марок, и ему не скоро представится еще такой шанс выслужиться перед полицией.
— Ладно, оставим это дело, — разозлился Куфальт. — Я вижу, ты уже не хочешь.
— Почему это я не хочу? — запротестовал Бацке удивленно. — Две с половиной минуты — прекрасно, это нельзя просто так упустить. Такая идея приходит не каждый год. Нет, коньяка больше не надо. Я пойду немного прогуляюсь и обдумаю это дело. Завтра утром в десять буду у тебя.
Было уже десять, одиннадцать, двенадцать часов — и никакого Бацке.
Куфальт завинтил дверцу печки, потом снова отвинтил, налил себе коньяку и вновь слил его в бутылку («Надо иметь ясную голову») — но Бацке все не было.
В конце концов он все-таки выпил рюмку коньяку, потом вторую, третью, он был взбешен.
«Этот тип смешал меня с дерьмом, удрал с моими четырьмястами марками, обвел вокруг пальца! Я же один не справлюсь. А впрочем?..» — На какое-то мгновение он почувствовал себя очень сильным. Он мог бы провернуть все один. Бацке, со всеми своими жалкими трудностями и разговорами про дилетантов, увидит, как Куфальт с этим справится.
Кольца переливались мягким искушающим блеском, Куфальт представил себе, как бежит с ними; темные и несколько расплывчатые всплывают отдаленные кабачки, где он перешептывается с сообщниками. Полиция преследует его по пятам. Он выскакивает через окно и скрывается в ночи.
«Ерунда все это, — подумал он. — Сам я этого никогда не сделаю. Даже в компании с Бацке я, возможно, не смог бы этого сделать. Я совсем не гожусь для этого, но…»
Вдруг ему взбрело в голову, нет, он был в этом твердо уверен, что Бацке осуществит его идею без него, что Бацке уйдет со ста двадцатью тысячами марок, а он останется без денег, без идеи, без надежды на сколько-нибудь стоящую жизнь у госпожи пасторши Флеге, надолго ли… Он выпил еще коньяку, бросился на кровать и задремал.
Сквозь дрему он видел, как в комнату вошел Бацке. Он возник неожиданно, мрачный и злой; не глядя по сторонам, сел в кресло, словно хозяин комнаты, схватил бутылку, выпил, затем взял ящичек с сигарами, вынул сигару, зло оглядел ее… сломал, закурил сигарету.
Куфальт хотел подняться с кровати, потребовать прекратить хозяйничать в его комнате. Безмерная ярость и горечь охватили его, но он не мог стряхнуть с себя усталость…
— Мне это снится, — успокоил он себя.
Бацке поднялся и
Куфальт медленно открыл глаза. Бацке пристально его рассматривал.
— Ты все-таки пришел? — с трудом выговорил Куфальт.
— Ты что, надрался? — спросил Бацке. — Так не пойдет, после будешь надираться.
— Мне кажется, — сказал Куфальт, садясь на край кровати, — мы еще не приступали к делу.
— Послушай-ка, — сказал Бацке. — Я все обдумал. Дело можно провернуть. Но я намерен сделать это без тебя. Ты на такое не годишься.
— Как это без меня? — возмутился Куфальт. — Я подал тебе идею и хочу получить в деле свою долю. Ты ведь сам сказал, что такая идея появляется не каждый год.
— Да кто говорит об идее, тупица, — зло сказал Бацке. — Об этом поговорим позже. Я говорю о выполнении.
— А что с выполнением? — спросил Куфальт.
— А с выполнением то, что я не хочу, чтобы ты в нем участвовал. Если я возьмусь за дело, я его раскручу, как надо. Все газеты напишут о нем. Я стану крупной фигурой. И я не допущу, чтобы ты провалил мне дело.
— Но я ничего не провалю, Бацке, — сказал Куфальт с просьбой в голосе.
— Ты все провалишь, — сказал Бацке, — Я же знаю тебя по каталажке. Всегда исподтишка, всегда возле начальника, подлизываться ты можешь. Я не говорю, — добавил он мягче, — о какой-нибудь ловкой подделке документов или афере с женщинами, или как здесь, с твоей старухой хозяйкой, где не требуется смелости и присутствия духа, в этом ты, наверное, мастак. Наверняка ты раздобыл деньги сейчас именно таким путем…
Куфальт пристыженно молчал. Он не осмеливался сказать, что и этот комплимент преувеличен, не мог признаться, каким честным путем добыл эти деньги.
— …Но, — продолжал Бацке безжалостно, — ты должен выйти из этого дела. Признаюсь, ты подкинул отличную идею. И вот что хочу я тебе сказать: я возвращаю тебе за идею четыреста марок, хотя мне они сейчас как раз нужны для дела.
— Исключено, — сказал Куфальт.
— Я не хочу быть таким, — сказал Бацке, и в его голосе появились трогательные нотки. — В конце концов, мы долго сидели вместе в каталажке. Выгорит дело — получишь от меня еще четыреста марок.
— Да ты с ума сошел, — сказал Куфальт в ярости. — Сто двадцать тысяч марок, а мне восемьсот, тому, кто подал тебе идею! Ты шутишь!
— Кто с ума сошел? — разозлился Бацке. — Какие сто двадцать тысяч? Ты действительно думаешь, что какой-нибудь скупщик заплатит нам магазинную цену?
— Ну уж по крайней мере половину, — настаивал Куфальт.
— Думаю, ты вообще ни о чем не имеешь ни малейшего представления, — презрительно сказал Бацке. — Сегодня утром я уже кое-что разнюхал. Бриллианты продать очень трудно, да к тому же такую партию сразу. Их нужно будет переправлять через границу, в Амстердам или Лондон. Оправа вовсе ничего не стоит. Если мы получим за все пять тысяч марок, это будет еще много, а мне нужно как минимум четырех человек в помощь.