Кто хоть раз хлебнул тюремной баланды
Шрифт:
— Что ж, пре-крас-но, — в задумчивости тянет господин Бер, глядя на Куфальта и думая явно о чем-то другом. — Значит, завтра утром вы можете забирать конверты и списки адресов. А где, вы сказали, находится ваше бюро?
— Мы как раз переезжаем, — поспешно объясняет Куфальт. — Мы уже не там, но еще и не здесь. Как только переберемся окончательно, я сообщу вам наш новый адрес. — А сам думает в полном отчаянии: «Ну и бред! Должен же я знать, куда мы переезжаем!»
Но мысли господина Бера все
— Ну ладно, — задумчиво роняет он. И вдруг, как бы очнувшись: — Послушайте-ка, знаете что… — Запнувшись, он вдруг спохватывается: — Я даже не знаю еще вашего имени, господин…
«А вдруг все сорвется, зачем мне вляпываться в это дело? За дверью сидит Яух…» — молнией проносится в мозгу Куфальта. И он говорит первое, что приходит в голову:
— Мейербер. Моя фамилия Мейербер!
— Вы в родстве с композитором Мейербером? Или — хотя бы отчасти — со мной? Ха-ха-ха! — Господин Бер заливается смехом. — В общем так: господин Мейербер, вас не затруднит выйти на улицу черным ходом? Сами понимаете, ваш конкурент, господин Яух… Я в какой-то степени связан словом… Придется как-то выкручиваться… Короче, вы меня поняли?
— Да ради бога! — Куфальт от души смеется, и сердце его уже не так колотится. Вдруг до него доходит, что сегодня ему наконец улыбнулась удача. — Мне и самому было бы не слишком приятно столкнуться с конкурентом, у которого я только что выхватил из-под носа заказ.
— Вот именно! — кивает Бер. — Так что пойдемте.
— А много ли страниц печатного текста надо вложить в каждый конверт? — вдруг спохватывается Куфальт.
— О, сущие пустяки! — успокаивает его Бер. — Проспект в восемь страничек и открытку для заказа.
— Вкладывать открытку — это уже дополнительная работа.
— Сущие пустяки! — опять успокаивает его Бер.
— Нет, уж извините! При трехстах тысячах это четыре-пять лишних рабочих дней!
— Ну, значит, договорились — по девяти марок за тысячу, — говорит господин Бер и протягивает ладонь для рукопожатия.
— Девять пятьдесят — крайняя цена, — возражает Куфальт и прячет руку за спину.
Бер возмущается:
— Позвольте, позвольте, вы сами назвали девять двадцать пять.
— Но без открыток, — парирует Куфальт. Он стоит на верхней ступеньке лестницы, Бер на пороге двери.
— Что ж, оставим этот разговор, — говорит Бер и убирает руку. — Там ждет господин Яух.
— Но ведь и нам жить хочется, — настаивает Куфальт, уверенный, что Яух никогда не согласится на такую цену. — А уж за чистоту и аккуратность ручаюсь, никакая другая фирма не сделает лучше!
— Все вы так говорите! — вдруг вспыхивает Бер. — А потом половина писем возвращается недоставленными из-за путаницы в адресах.
— Такое может случиться лишь из-за путаницы в
— Только не у нас! У нас все адреса выверены.
— А это тоже говорят все заказчики! — добродушно улыбается Куфальт.
— Ну, назовите же наконец какую-то разумную цену, господин Мейербер, — говорит Бер и вновь невольно улыбается, произнося это имя. — А как вы пишете свою фамилию — через одно «е», как я, или через два?
— Через одно, как и вы, — отвечает Куфальт. — Девять пятьдесят.
— Скажем так: девять двадцать пять, и вот вам моя рука.
— Да я что, я ничего, — смягчается Куфальт. — Девять сорок.
— Господин Яух говорит, что не может больше ждать, — просовывается в дверь голова секретарши.
— А пусть его катится!.. — раздраженно рявкает Бер, но спохватывается: — Нет-нет, подождите, фройляйн, пусть пока не катится. Еще три минуты. — И просительно Куфальту: — Девять тридцать?
— Девять тридцать пять, — сдается Куфальт. — Бог с вами. Но оплата наличными за каждые десять тысяч.
— По рукам! — восклицает Бер. — Подтвердите мне это письменно. Я со своей стороны сделаю то же самое.
— По рукам! — говорит и Куфальт. Их руки наконец-то встречаются. — Итак, завтра утром…
И вдруг Куфальт вновь впадает в официально-деловой тон:
— Сердечно благодарю вас за заказ также и от имени нашей фирмы! — И опять трясет руку Бера. — За наше дальнейшее успешное деловое сотрудничество.
Куфальт с солидным видом спускается по лестнице, в то время как Бер скрепя сердце приступает к разговору с Яухом, в ходе которого надо как-то изловчиться и увильнуть от выполнения только что данного слова.
Получасовой обеденный перерыв только что кончился. Палящий летний полдень. В бюро душно и жарко, нечем дышать, матовые стекла окон мешают порадоваться хотя бы виду голубого неба и яркого солнца. В комнате удушливая жара и ничего больше.
Пальцы вяло касаются клавиш, каретку переставляют медленно, как бы нехотя, и не сразу берутся за новую строку, а секунду-другую пережидают.
Горячие потные лбы, замкнутые, хмурые лица, — ни обычной болтовни, ни перешептываний, только раздражение и вялость.
Зато в соседней комнате девицы, работающие на множительной машине, чешут языки напропалую. Делать им нечего, у них не то третий, не то четвертый день нет работы, нечего размножать. Но жалованье свое они все равно получат, беспокоиться им не о чем. В самом деле, почему одним пирог сам лезет в рот, а кто голодом сидит, на того и не глядит.
Двадцать машинок трещат, это верно, но тем не менее все слышат, как в кабинете Яуха сперва рывком распахивается, а потом с грохотом захлопывается дверь: тррах!