Кто хоть раз хлебнул тюремной баланды
Шрифт:
— Какого рожна взялся считать?
— Такого: даже если Монте останется, каждому из нас надо будет сделать за день тысячу шестьсот — тысячу семьсот адресов.
— Вот это да!
— Пуп надорвешь!
— Я сделаю две тысячи, — заявляет Енш.
— И я, — говорит Маак. — Дойчман, ясное дело, тоже. Но среди нас хватает и тех, кто работает медленнее. Поэтому я предлагаю: давайте засадим Монте вместе с Куфальтом за фальцовку и раскладывание по конвертам. Иначе нам не справиться.
Все
— Ну ладно. А сколько он заработает?
Монте перебивает:
— А я и не хочу с вами. Я вовсе не для того оттуда…
Енш поднимается со своего места и через всю комнату надвигается на Монте. Обхватив его ручищами так, что тот и пальцем не может пошевелить, он начинает трясти его, приговаривая:
— Ах ты, красавчик! Ах ты, мой миленький!
— Хватит, Енш, — останавливает его Маак. — Итак, ты понял, Монте, что к чему? Через месяц можешь делать, что захочешь. А пока…
— Вот так-то! — говорит Енш и, подняв юнца в воздух, с силой плюхает его на соседний стул.
Монте выхватывает из кармана носовой платок, вытирает вспотевший лоб, разминает пальцами плечи, обводит всех по-детски обиженным взглядом и вдруг начинает совсем по-бабьи хихикать…
— Ну и силен мужик! — давится он смехом.
— Прежде чем распределить работу, — возвращает всех к делу Маак, — нужно установить, какими денежными средствами мы располагаем в качестве оборотного капитала. Нам необходимо купить в рассрочку шесть машинок, — думаю, примерно по тридцать марок первичный взнос за каждую, — кроме того, снять помещение — еще тридцать марок, — купить столы, стулья, — шестьдесят марок…
— Но это все мы можем и так (жест рукой) достать.
— Значит, на столы и стулья — шестьдесят марок, — как бы не слыша, продолжает Маак. — Вот, пожалуй, и все. Итак: сто восемьдесят — на машинки, плюс плата за помещение — двести десять, значит, за все про все — двести семьдесят… Сколько каждый из вас может внести?
Молчание. Прямо-таки мертвая тишина. Все сидят, уставившись в одну точку.
— Нас восемь, — говорит Маак. — На каждого приходится сорок марок. У кого есть такая сумма?
Молчание. Молчание. Молчание.
— Я вношу сорок марок, — говорит Маак. — А ты, Куфальт?
— Но ведь и заказ тоже я выбил, — мнется Куфальт. Он боится — дай он сейчас сорок марок, и все увидят, что в бумажнике у него осталось еще триста сорок. Вот и придется ему платить за всех.
— А вы, Енш?
— Сколько есть — все проедаю, — хмурится Енш. — Другое дело вы, вы заведующий!
— А вы, Фассе? Дойчман? Загер? Эзер? Монте?
— Еще и денег требуют! — взвизгивает Монте. — Это при таком-то обращении!
Долгое тягостное молчание.
— Да, для чего мы
— А все Куфальт, он эту кашу заварил, — злобно бросает Эзер.
— Ну и дураки же мы были! По тысяче семьсот адресов в день — ни хрена себе!
— Дерьма вкрутую! — орет Загер и трахает кулаком по столу.
— Дерьмо! — вторит ему Фассе.
И вдруг все орут «Дерьмо!» и, словно обезумев, колотят кулаками по столу и мечутся по комнате в припадке отчаяния: ах, какая жалость, зря они бросили свою прекрасную работу у Яуха, зря!
— Минуточку! — властно произносит Маак, и мало-помалу все успокаиваются.
И Маак говорит — надо сказать, вид у Маака внушительный, прямо-таки безукоризненный: лицо бледное, сосредоточенное, очки в тонкой золотой оправе, — итак, Маак говорит:
— При условии, что деньги мы все же соберем…
— Дерьмо!
— Извините! Я убежден, что у вас у всех есть деньги — за исключением, может быть, Эмиля.
— У меня их нет, — подтверждает Монте. — Хотите, чтобы я у вас работал, дайте мне аванс.
— Итак, при условии, что деньги мы соберем и завтра приступим к работе, послезавтра мы получим от фирмы девяносто три марки пятьдесят за первые десять тысяч адресов и каждый следующий день будем получать столько же. Это и есть наш заработок…
— Если бы да кабы!
— Поэтому я предлагаю выплачивать на первых порах только по двадцать пять марок в неделю, пока не вернем вкладчикам их деньги. Из денег фирмы. Каждый вкладчик получит за десять марок, сданные в общий фонд, уже пятнадцать — как возмещение за риск.
Все молчат и тяжело дышат.
— Если мое предложение будет принято, — торопится закрепить эту мысль Маак, — я готов внести сто марок.
Еще минуту длится молчание. И тогда Маак добавляет нарочито мечтательным тоном:
— Зато потом получу сто пятьдесят!
— Почему это сто марок? — вскидывается Енш. — Почему именно вы — сто марок? Тогда я тоже даю сто!
— И я!
— И я!
— Столько нам и не нужно.
— А я — сто пятьдесят! — старается перекричать всех Куфальт.
— А у меня только сорок и есть. — Монте опять обижен. — Почему-то на мою долю всегда приходится меньше всех.
Оглушительный хохот.
— Гляди-ка, наш херувимчик тоже чует — деньгами запахло!
— А то — аванс ему подавай, ишь чего захотел!
— Значит, так, — опять берет слово Маак, — денежный вопрос можно считать решенным в том смысле, что каждый из нас вносит сорок марок…
— Но обратно получим шестьдесят!
— Само собой! Тогда я прошу всех побыстрее сходить домой и принести деньги. Сегодня нужно еще переделать кучу дел.