Кто хоть раз хлебнул тюремной баланды
Шрифт:
— Я сам доктор политической экономии, — укоризненно роняет Куфальт.
— Ах, вот оно что, вот оно что, извините, пожалуйста, господин доктор! Господин доктор Бертольд в задней комнате. Сюда пожалуйте!
— Бертольд! Господин Бертольд! — взывает Куфальт к длинноносому бледнолицему пьянице. — Ну, очнитесь же хоть на минуту! Есть шанс заработать деньги! Много денег! Три тысячи марок.
— Гроши! — мычит пьяный. — Разве это деньги? Или ты требуешь денег у меня? Тогда Ади — тот, что за стойкой, — вышвырнет тебя, как
— Да послушайте же, господин Бертольд, — снова заводит свою песню Куфальт. — Речь идет о том…
И он рассказывает все по порядку еще раз, медленно, раздельно. Ему кажется, что тот вроде бы слушает, кивает, но потом вдруг вставляет «Ваше здоровье!»
— Все правильно, и марки наклеивать, и по конвертам раскладывать. Черт подери! Грогу хочешь?
— Вы же понимаете, господин Бертольд, нельзя упускать такой шанс заработать кучу денег.
— Да разве это деньги? — стоит на своем Бертольд и продолжает пить.
— Но я же вам все как есть объяснил, триста тысяч адресов, вероятно, по десять марок за тысячу, получается три тысячи марок. И вам перепадет кругленькая сумма, господин Бертольд!
— Вас обвели вокруг пальца, — кривит губы в пьяной ухмылке Бертольд. — Нет в Бармбеке Гамбургерштрассе!
— А я говорю — есть! Да сейчас и не надо туда ехать, сейчас надо только зайти к моим друзьям и все обсудить.
— Ади! — кричит Бертольд. — Дай-ка нам план города. Этот парень верит только тому, что напечатано. — И, обращаясь к Куфальту: — Ты болван! И все вы болваны! И любой мошенник обведет вас вокруг пальца. Разве вы урки? Вы олухи царя небесного, рохли и кретины!
Он встает — оказывается, он еще довольно твердо держится на ногах — и спрашивает:
— Как фирма-то называется?
— Зайльман и Лобке, — выпаливает Куфальт одним духом, и в ту же минуту в глубине комнаты появляется ухмыляющийся кабатчик Ади с планом в руках.
— Зайльман! — восклицает Бертольд и вдруг хватает рукой воздух. — Ну и болваны! Зайльман и… и Лобке! — Он еще раз хватает рукой воздух. — Заело и лопнуло у вас, вот что! Ну и олухи! Передай от меня привет своим баранам, пламенный привет от Бертольда…
Но Куфальт уже мчался со всех ног. В мозгу у него словно зажглась тысячесвечовая лампочка. Так вдруг стало вез ясно.
Семерке простаков оставалось одно утешение: на следующий же день сполна рассчитаться с Пацигом за обман. Увы! Увы! Пациг куда-то испарился.
— Небось отхватил твое место в экспортной фирме как пить дать, — шепчет Куфальт Мааку.
— То-то он строил из себя, трус и подлюга.
— Ничего, он еще попадется нам в лапы, — на ходу бросает им обоим Енш, направляясь к ящику с лентами для машинок.
— Моя лента тоже что-то выцвела, — говорит Маак Куфальту и устремляется туда же.
— Да и мне надо бы тоже… — произносит Куфальт, обращаясь к самому себе, и присоединяется к ним обоим.
— Весьма вероятно, что он все же протрепался Яуху, — говорит Енш Мааку.
— И тебе срочно сюда понадобилось! — ворчит Маак на Куфальта. А Еншу
— Лента совсем стерлась, — бурчит Дойчман. — А Яух висит на телефоне. С моего места все слышно через дверь. Речь идет о большом заказе. Вот я и думаю…
— Я тоже, — перебивает его Маак. — Этот подлюга Пациг сперва не собирался вешать нам лапшу на уши. Насчет заказа на триста тысяч все верно, с этим в порядке. А вот когда мы стали выпытывать адрес фирмы, ему вздумалось нас разыграть.
— Похоже, что так, — соглашается Куфальт. — А может, он сам решил захапать этот заказ?
— Одному-то ему не справиться.
— Почем знать, с кем он собирается провернуть это дельце?
— Кто собирается провернуть дельце?! — Пышущий злобой Яух протискивается прямо между ними к ящику. Усердно роясь в лентах, они не обратили внимания ни на внезапную тишину, воцарившуюся в комнате, где кроме трескотни машинок не было слышно никаких звуков, ни на предупреждающее покашливание Загера.
Яух, весь багровый, чуть не трясется от бешенства.
— Сдается, здесь замышляется какое-то преступление? Так, что ли, господа? Ну, дожили, что называется…
Он срывается на крик. Дверь в соседнюю комнату приоткрывается, в щель просовываются головы двух вольнонаемных девиц, и та, что повыше, шипит:
— Не так громко, господин Яух. Клиенты услышат.
И обе нахально продолжают торчать в дверях, наблюдая за происходящим.
Отвечать Яуху берется Маак:
— Мы говорили о господине Пациге. Как, мол, удалось ему провернуть это дельце: ведь временная работа в экспортной фирме была обещана мне. А на ваши выпады насчет «преступления» и прочего я буду жаловаться господину пастору Марцетусу.
С этими словами Маак берет из ящика ленту и спокойно идет к своему месту.
— Я тоже! — подхватывает Енш. — Вы вообще не имеете права говорить такие вещи, тем более в присутствии этих…
Кивнув в сторону двери с торчащими головами девиц и взяв из ящика ленту, он тоже удаляется.
— А я… Я подам на вас в суд, господин Яух! — пылая благородным гневом, выпаливает Дойчман и исчезает за своей машинкой.
— Но, господа… — начинает Яух и растерянно умолкает, ловя ртом воздух. Все бюро уставилось на него. Куфальт молча смывается со сцены.
— Все началось, как только вы к нам пожаловали, Куфальт! — Яух вновь пышет злобой. — Стойте! Следуйте за мной! В мою комнату!
— Не поддавайся, Вилли, — довольно явственным шепотом напутствует его Маак.
И Куфальт, растерянный, подавленный — «Почему именно на меня всегда все шишки валятся?» — послушно плетется за Яухом а его комнату и старательно прикрывает за собой дверь.
Но взрыва, которого он опасается, пока почему-то не происходит. Правда, Яух мечется по комнате, как разъяренный бык. Но вот он замедляет шаги, отрывает глаза от пола, взглядывает на фигуру у двери, направляется к письменному столу и берет в руки какой-то листок.