Кто не верил в дурные пророчества
Шрифт:
– Вот фотографии-то как раз не должны соответствовать. Пятьдесят лет ведь прошло.
– Для нас пятьдесят лет. Для них – час.
– Опять ты… Черт знает что – эта твоя экспертиза! Как такое можно подделать? Ну, фотографии, но пальцы-то… – Полковник вытащил из вороха бумаг на столе заключение медиков. – Возраст пилота около тридцати пяти лет, профессора – около шестидесяти. По данным из личных дел Завадский родился в 1893 году, Марков – в 1916-м. – Он достал калькулятор, начал считать, пробормотал: "А если сбросить пятьдесят лет?" – снова
– Не верю! По собственному опыту скажу: чем лучше версия подозреваемых объясняет все на свете, тем скорее она – вранье.
– А какова ваша версия, Евгений Петрович?
– Какова моя версия? В какой-то стране, названия которой я пока не знаю, но догадываюсь, подобрали двух агентов, максимально похожих на Маркова и Завадского. Фотографии они как-то добыли – это не так сложно. Возможно, сделали им пластические операции для полного сходства. Медики проверяли их на этот предмет?
– Такой вопрос перед медиками не ставили, – ответил Шевченко.
– А надо было поставить… Они вылетели откуда-то, нейтрализовали наши РЛС своей установкой, долетели до Кунгура, а там или она отказала, или в их задание входило ее выключить.
– Но ведь вы же знаете, что установка не для этого.
– Откуда? Со слов Шерхебеля? Я теперь вполне допускаю, что и он врал. А если не врал – для чего она? Кто-нибудь знает? Для путешествий во времени? Опять же со слов этого так называемого профессора Завадского, которому верить у меня пока нет никаких оснований.
Шевченко помолчал, потом сказал:
– Есть способ проверить слова Завадского…
– Предложить ему продемонстрировать работу своей машины? Думаешь, я не предлагал? Юлит и выставляет условия в расчете на то, что окажутся для нас неприемлемыми.
– Мне так не показалось.
– Ты знаешь, что он ответил, когда я предложил ему прогуляться в прошлое лет на пять-шесть? Заявил, во-первых, что надо строить другую машину – эта, видите ли, может только в будущее…
– Вполне возможно, – вставил Шевченко.
– …И потребовал таких энергоресурсов – весь годовой бюджет управления уйдет на эту прогулку! Как тебе?
– Мне он говорил примерно то же. А как насчет небольшого броска в будущее? Скажем, на месяц-другой.
– Тоже не лучше. Момент выхода он берется определить с точностью плюс-минус две недели, место выхода – вообще туман. Получается, что для этого эксперимента надо на месяц закрыть воздушное пространство, причем непонятно еще, на какой территории. Кто на это пойдет?
Шевченко молчал. Полковник поставил на поднос пустую чашку и неожиданно спросил:
– А что, Валентин Григорьевич, может, вколоть им чего надо, они и расколются?
Шевченко внимательно посмотрел на полковника и неожиданно жестко ответил:
– Против этих методов, Евгений Петрович, я буду категорически возражать.
– Это почему же?
– Потому что после "чего надо" возможны необратимые психические сдвиги у пациентов.
– Ну,
Шевченко посмотрел на полковника еще внимательнее, понял, что не стоит объяснять ему разницу между человеком и кроликом, и сказал совсем не то, что собирался:
– Нет. Я беспокоюсь об интересах своей страны. Если хотя бы на минуту допустить – а я допускаю, – что Завадский владеет технологией перемещения во времени, эта технология должна достаться нашей стране. Как это сделать, если он, как вы выразились, съедет с катушек, – я не представляю. Потому и буду возражать.
– Ну и ладушки, – неожиданно покладисто сказал полковник. – Не будем им ничего колоть… Я тут прозондировал кое-какие возможности – скорее всего, нам дадут воздушное пространство для эксперимента.
Полковник замолчал, потом сказал негромко, как будто сам себе:
– Он думает, что у Конторы не осталось влияния, – а вот тебе, накося!
Пальцы полковника шевельнулись, как будто он хотел сложить кукиш; но показывать его было некому, разве что майору.
– Как они там? – неожиданно спросил Лисицын.
Шевченко пожал плечами:
– Живут. Читают. Телевизор смотрят. Сейчас их поселили вместе, в одном из коттеджей.
– Разговоры прослушивают?
Шевченко поморщился. Заниматься прослушиванием разговоров, даже говорить на эту тему ему было противно. В студенческие годы он относился к Конторе со смесью не очень сильной нелюбви и очень сильной брезгливости. И в связанный с ней НИИ пошел потому лишь, что его соблазнили работой по созданию технических средств, предназначенных как раз для противодействия подслушиванию и подглядыванию. Потом его, конечно, привлекли и к разработке технических средств противоположного назначения, несмотря даже на сильное сопротивление; ну, Контора и не таких уламывала.
– Ничего интересного, так, все о текущих делах – ответил Шевченко.
– Учти, Завадский – тот, а не этот – с помощью довольно простого аппарата нейтрализовал прослушивающую аппаратуру у себя в квартире.
– Этот нейтрализует без всякого аппарата – они просто выходят на улицу.
– Ну, это уже не важно… Значит, так, – подытожил полковник. – В течение двух ближайших дней я окончательно утрясу вопрос с экспериментом. Потом берем машину, едем в Новокаменск, обрадуем этих. И я хочу, Валентин, чтобы ты съездил со мной. Посмотрим вместе на их реакцию.
7
Когда кассета кончилась и на экране появилась надпись, сообщающая, что фильм снят на пленке Шосткинского объединения "Свема", Марков нажал кнопку на пульте дистанционного управления, и телевизор переключился на какой-то сериал.
– Ну, и как вам это все, Алексей Иванович? – спросил пилот.
Завадский молча показал пальцем на дверь. Они вышли на крыльцо, Марков достал пачку "Беломора", Завадский – "Явы". Марков щелкнул зажигалкой, они закурили.