Кто услышит коноплянку?
Шрифт:
– То-то и оно. Значит, сделаем так. Не получится с вариантом "дорога" - наведаемся в Старгород. Второй вариант назовем "деревня". Но это плохой вариант, деваха права. Если он быстро отдаст икону в церковь или монастырь, она, сами понимаете, засветится. Я завтра уеду, с собой возьму Боба и Доба. Вам даю Гнилого и Бугая. Все.
– Четверым что делать, шеф?
– возразил Боб.
– Шурик с Бугаем вдвоем управятся.
– Я думаю, ты бы с ним и один управился. А смог ли бы найти этого странника - сомневаюсь. Главным будет Шурик. Юлька не помешает - голова у нее варит. А затем
– Итак, сроку вам даю - неделю. В Старгород он придти не должен. Понятно?
– Понятно.
– За два дня ребята управятся, босс, - пообещал Доб.
– А ты что скажешь?
– обратился Кузьмич к Шурику.
– Куда ему деться? Днем больше, днем меньше. Верное дело. Нутром чую.
– А я вот не доверяю даже себе. Короче, неделю меня не беспокоить. Не управитесь, звоните. Будем решать, что дальше делать. Теперь другой вопрос... Шурик пошел проводить Селиванову до двери.
– Спасибо тебе за доброе слово. Говоришь, сроду такой смышленой не видел? А ты молодец, я думала, мы не узнаем, куда он поедет, - сказала Юля.
– И ты молодец, раскрутила тетку. Ты извиняй, мне еще посидеть надо. Завтра в семь выезжаем. Мы за тобой заедем. В дороге все и обговорим.
– Поедем через Мценск?
– Разумеется. Не доезжая до Болхова мы с ним и встретимся. Кстати, я сегодня немного приборзел.
– В смысле?
– Да я решился их в самом кафе пасти.
– И что?
– Они трепались, трепались, а потом он вдруг встал и подошел ко мне.
– Что же ты мне раньше не сказал?
– Когда? У Кузьмича? Сейчас рассказываю. Подошел и спросил, не встречались ли мы с ним раньше в каком-то Пошехонске. Ошибаетесь, говорю. Он извинился и отошел.
– Думаешь, заподозрил что?
– Не знаю. Вряд ли.
– А дальше что?
– Все. Ну, почти все. Когда он в автобус сел, я сослепу табличку с названием города прочитать не смог. Подошел совсем близко. Одним словом, показалось мне, что увидела она меня.
– Воронова?
– Да. Я, разумеется, вмиг слинял, но...
– Показалось или увидела?
– Увидела.
– Что будем делать?
– Разберемся с этим мужиком, а с Вороновой будем по ситуации действовать.
– Испортил ты мне все настроение.
– Не переживай.
– Шурик, ты что, проститься не можешь?
– донесся из комнаты голос Кузьмича.
– Я жду.
– Иду! Знаешь, я ведь зря трепаться не буду. Сказал не переживай, значит, не переживай. У Кузьмича много дел. Сегодня он есть, завтра нет. Я в его замах не числюсь, но ребята меня уважают. Что попрошу - сделают.
– Не хочу я, чтобы ее Боб или Доб пришили.
– Не хочешь - и не надо. Пусть живет. Только как можно тише... Ну, ладно, до завтра.
– До завтра.
Юле совсем не хотелось ехать куда-то в Тмутаракань. Но она знала: приказы Кузьмича не обсуждались. К тому же хотелось к минимуму свести вариант, при котором ее могли бы просто "кинуть". А Шурик и вправду оказался сентиментальным человеком. Он не стал огорчать Юлю и говорить, что пакет с иконой Воронова передала бородачу в самый последний момент. Шурик решил не добивать свою новую напарницу: получалось, что когда Юля простилась с иконой, та лежала
Глава двадцать третья
Если вначале Софья хотела сразу же звонить Юле, то затем чуть поостыла. "А что я ей скажу? Что в кафе и на автовокзале видела какого-то парня? Кстати, это еще вопрос, видела ли я его. Видимо, в Кирееве столько мистического, что это все передалось и мне. Или позвонить? Попытаться прощупать, узнать, что она хочет делать? А мне это нужно? В конце концов, главного удалось добиться: я вне опасности, икона, надеюсь, тоже. Если даже за нами кто-то и следил, то в автобус сел только Михаил. Поди теперь, ищи ветра в поле. Нет, я дергаться не буду. Думаю, Юля мне сама позвонит". Софья успокоилась. А вечером ее закружили дела. Она умудрилась побывать на двух выставках, посидела с друзьями в уютном кафе, назначила несколько встреч на послезавтра - завтра День Победы. Сразу несколько знакомых позвонили ей и предложили отдохнуть за городом. Она приняла приглашение Мещерских.
Это была семья художников в трех поколениях. Удивительные люди - очень гостеприимные, несколько старомодные. Старшие Мещерские - Илья Ферапонтович и Аглая Серафимовна почти безвыездно жили на даче под Звенигородом. Их по праздникам навещали сын Илья, его жена Соня и сын Ильи Ильича Ферапонт. В прошлом году Воронова в своей галерее организовала выставку работ Мещерских - отца, сына и Ферапонта. Внук Ильи Ферапонтовича был самым талантливым в династии. Успех выставки был оглушительным. Именно тогда Софья поняла, что в этой жизни она не только племянница Воронова. С той поры она еще больше сблизилась с этим удивительным семейством, в котором дед читал наизусть Гумилева, плавал зимой в проруби; его сын дарил каждый день цветы своей жене, удивительно красивой женщине, будто сошедшей с полотен прерафаэлитов. А Ферапонт... Ферапонт был влюблен в нее, Софью. Он был моложе Вороновой на пять лет, а потому серьезно к нему Софья отнестись не могла, чем очень обижала юношу. Когда прошла выставка, он прислал ей большое письмо - очень трогательное и милое. В тот вечер Софья позвонила ему по телефону и мягко, но одновременно решительно попросила его выбросить из головы глупости.
– Это не глупости, Софья. И вы очень несправедливы ко мне.
– Почему несправедлива?
– Потому что считаете меня юнцом. А между прочим, к Борису Кравченко вы так не относились, а он мой ровесник.
– Ферапонтик, а откуда ты знаешь, как я к нему относилась? Разговор приобретал интересный оборот.
– Он мне сам... я знаю, - растерялся юный Мещерский. Боря Кравченко был не очень способным художником, зато очень смазливым мальчиком. Его Софья бросила быстро, отплатив за нежность покупкой двух работ Бориса.
– Ты на что намекаешь, мальчик?
– В голосе Вороновой появились металлические нотки.
– Я, я... Софья, простите меня, я не имел в виду ничего плохого. Но ведь Борис вам нравился, значит, и я мог бы.
– Нет, не мог бы, Ферапонт. Я сама выбираю - друзей, любовников, деловых партнеров. Ты - сын и внук моих очень добрых друзей, для меня этого достаточно. Иначе будет перебор.
– Ну почему, Софья?
– Мальчик чуть не плакал.
– А ты спроси Бориса, как быстро я его бросила.