Кто услышит коноплянку?
Шрифт:
– не надо было ничего объяснять. Священник сочувственно смотрел на него, затем нарушил молчание:
– Я каждый вечер прихожу на это место. А те, кто попадают сюда впервые, - эхма.
– Отец Владимир не нашел нужного слова.
– Красотища, правда? И каков контраст, заметили? Вот шли мы с вами - грязная улица, мат-перемат, помойка. И вдруг - это...
– Священник опять не нашел нужного слова.
– Может, вы смеяться будете...
– Он посмотрел на Киреева.
– Не буду, - тихо ответил Михаил Прокофьевич.
– Мне от восторга своими словами говорить
– А какие сейчас пришли?
– Сейчас?
– Отец Владимир на секунду задумался, а потом торжественно продекламировал: "Глас Господень свершающий елени, и открыет дубравы, и в храме Его всякий глаголет славу". Скажите мне, Михаил, разве вот этот чудесный мир - не храм Господа?
– Отец Владимир, простите, я не очень силен в церковно- славянском. А как будет по-русски то, что вы сейчас сказали?
– По-русски будет не так красиво, но тоже не плохо. Это двадцать восьмой псалом. "Глас Господа разрешает от бремени ланей и обнажает леса, и во храме Его все возвещает о Его славе".
– Ну и память у вас.
– А у меня батюшка родной священником был. По псалтыри я и читать учился.
– Мы вроде с вами ровесники, где вы могли грамоту по псалтыри изучать?
– В Ровенской области. Я сам оттуда. В наших местах пустых храмов не было никогда, да и к священникам там отношение другое.
– Отец Владимир умолк, видимо, вспомнив о чем-то невеселом. Потом словно очнулся: - Да, памятью меня Господь не обделил... Надо же, я ведь еще кое-что забыл вам показать. Пойдемте.
Но идти пришлось не более двадцати шагов. Священник показал на землю: "Видите?" В быстро наступающих сумерках не сразу разглядел Киреев среди молодой травы куст розы, огороженный крошечным частоколом из сухих веток.
– Это от коз, - пояснил отец Владимир.
– Вы посадили?
– В том-то и дело, что не знаю - кто. Понимаете, как красота на людей действует? Не в своем саду, а вот здесь взял добрый человек и посадил розу. Самое удивительное - сколько дней прошло, а еще никто не сломал куст. Больше того, коз своих стали от розы подальше привязывать. Представляете?
– С трудом.
– Вот и я тоже. Ну, ладно, если не боитесь простудиться, давайте присядем на траву. Мы проводим солнце, а я заодно расскажу вам об отце Егоре.
– О ком?
– Об отце Георгии Коссове, его в народе отцом Егором звали, а еще чекряковским батюшкой. Это его фотографию вам дали.
Они сели.
– Михаил, - нарушил молчание отец Владимир, - можно спросить вас?
– Конечно.
– Вы человек воцерковленный?
– Не знаю, что вам ответить. Темный я еще, - Киреев попытался отшутиться, но отец Вадим был серьезен.
– Темный? Не понимаю.
– Спросили бы вы меня - верую ли я в Бога...
– Веруете ли вы в Бога?
Киреев задумался:
– Я не знаю, что ответить. Вот вы меня на это место привели...
– А какая связь?
– Разве место это для вас не очень личное? Вы словно душу мне приоткрыли. Вот и я хочу быть
– И Киреев стал рассказывать. О своей болезни, о страшной ночи в своей квартире, Арсении Гусеве, Лизе Бобровой, о том, что он чувствовал в пальновской церкви. Только о Боге говорить не хотелось.
Отец Владимир слушал, не перебивая, а когда Киреев закончил свой рассказ, произнес:
– Интересно, кто к вам мог подойти? Нашей старосты, Евдокии Алексеевны, сегодня на службе не было. У нее рак крови врачи определили. Тоже крест на ней вроде как поставили... Кто же это мог быть?
– И как же она выжила?
– Киреева заинтересовало это, а не то, кто к нему подошел. Священник ответил коротко:
– Милость Божья, да отец Егор. Опять отец Егор. Кирееву уже не терпелось скорее узнать об этом человеке. А священник все размышлял вслух:
– Надежда Петровна? Она в Орел уехала к сестре... Говорите, сказала, что к отцу Егору идти надо? Удивительно. А коли так, идите.
– Куда идти? Отец Владимир порывисто встал.
– Хозяйка моя, небось, ругается. Пойдемте отужинаем. А после ужина спрашивайте, что хотите обо всем расскажу.
От ужина Киреев хотел отказаться, но, чтобы не обижать гостеприимных хозяев, съел немного вареной картошки с рыбой, выпил чая. После ужина пришла пора рассказывать отцу Владимиру. Было видно, что это доставляет ему удовольствие. Когда Киреев остался один в отведенной ему комнатке, он так и не смог уснуть. Слишком много впечатлений принес этот день. Встав с постели, Михаил Прокофьевич включил свет и полез в рюкзак. Сначала достал чистую тетрадь, ручку, затем пакет с иконой. Хотел развернуть. В дверь постучали.
– Миша, вы не спите?
– это отец Владимир.
– Нет. Заходите, батюшка.
– Вы ведь икону мне так и не показали, - словно оправдываясь, сказал священник, входя в комнату.
– Не поверите, но я сам ее еще не видел.
– Киреев показал на пакет. Несколько секунд - и он уже держал в руках икону.
Отец Владимир перекрестился. В комнате наступила тишина, и каждый из двух мужчин боялся ее нарушить.
– Одигитрия, - произнес наконец Киреев.
– Не имамы иныя помощи, не имамы иныя надежды, разве Тебе, Пречистая Дево. Ты нам помози, на Тебя надеемся, и Тобою хвалимся, Твои бо есмы рабы, да не постыдимся, - то ли молился, то ли отвечал священник.
Потом он поднял глаза на Михаила Прокофьевича:
– А вы знаете, как переводится это название - Одигитрия? Киреев знал, но ему хотелось сделать приятное этому хорошему человеку, и он соврал:
– Нет, не знаю.
– Путеводительница, - отец Владимир многозначительно поднял палец вверх. Вышло это у него несколько комично.
– Вы понимаете, что все это - милость Божья?
– Что?
– не сдавался Киреев.
– Как это - что?
– начал горячиться отец Владимир.
– Такая икона в вашем рюкзаке, женщина, которая дарит вам карточку отца Егора... Неужели не понятно? Потом неожиданно также быстро успокоился, посмотрел прямо в глаза своему гостю и тихо, но твердо сказал: