Ку-дар

Рави Ивар

Надо отдать должное моему противнику: он не пикнул, хотя мой меч задел его ногу. Более того, промахнувшись, враг моментально отпрыгнул в сторону и разорвал дистанцию, уходя от моего ответного удара. Мой замах был такой силы, что меня повело в сторону, едва не опрокинув на песок арены. Чтобы успокоить бешено бьющееся сердце, я тоже отбежал в противоположную сторону метров на пять. Удар гонга возвестил, что расстояние между бойцами стало неприлично большим. С колоссальным усилием удержал левую руку, тянущуюся к повязке. Зачем мне ночное зрение и улучшенная толерантность к солнечному свету, если на глазах такая плотная

светонепроницаемая ткань?

Повторный удар гонга побуждал к действию: держа меч в вытянутой руке я пошел вперед. Гонг прозвучал еще дважды и стих, обозначая, что мы близко. Болчак опытный боец, одна моя ошибка и я труп. В какую-то секунду я впал в ступор, а потом послышались шаги со всех сторон, словно на меня нападали десять Болчаков. Неистово размахивая мечом, я прыгал из стороны в сторону. Дважды наши мечи скрестились протяжным металлическим звоном. Острие меча противника прорезало мою рубаху на груди, нанеся неглубокую царапину. От смертельного удара я ушел бросившись на песок и перекатившись в сторону. Как ни напрягал слух, шагов врага не удавалось услышать.

Даже ку-дар имеет ограничение по выносливости: я дышал как кузнечные меха, выдавая свое местонахождение. Но Сирд явно благоволил мне, в последний момент мне невероятным образом удавалось уклониться от удара, как будто внутренний голос кричал: отпрыгни, пригнись, слева, справа. Долго такая пляска смерти не могла продолжаться, при всей своей тренированности Болчак тоже устал: Сирд не щадил никого. Задержав дыхание, мне пару раз удавалось определить его по дыханию, становящемуся все шумнее. Дважды мы снова расходились, но настойчивые удары гонга погнали нас в нужном направлении.

Пронзи его, он перед тобой, — это не мой внутренний голос, а что-то на уровне подсознания, повелительное, не терпящее возражения. Не успев даже осознать, что я делаю, выбросил руку с мечом вперед: клинок уперся в преграду. Рывком толкнул его сильнее, ощущая, как плавно входит клинок в нечто мягкое и эластичное. Рев толпы взорвал тишину, но стон умирающего Болчака я услышал отчетливо. Провернув меч внутри тела, выдернул его и отскочил назад, чтобы избежать ответного удара. С мягким шумом рядом со мной на песок упало что-то большое. Толпа взревела вновь и стихла, потому что звенели удары гонга, словно стражник сошел с ума. В наступившей тишине, отчетливо прозвучал голос Хейкара:

— Ку-дар выиграл и подтвердил свое право жить. Ку-дар, можешь снять повязку!

Глава 5. Любовь "дех-ни"

Сирд, находившийся на половине вечернего или западного небосклона, резанул по глазам, вызывая пляску «зайчиков» в глазах. Поморгав, опустил голову, чтобы быстрее восстановилось зрение. В двух метрах от меня лежал Болчак, судорожное подергивание правой ноги говорило о предсмертной агонии. Из раны в правом подреберье слабыми толчками выливалась кровь и, стекая по телу умирающего, впитывалась в песок, окрашивая его в красно-бурый цвет. В мои уши ворвался сонм звуков: трибуны неистовствовали, скандируя «ку-дар, ку-дар».

Хейкар семенил по направлению к «даиру», нуждаясь в инструкциях. Если я не ошибаюсь и правильно понял Нира, на его памяти ку-дар еще никогда не выигрывал смертный бой. Система дала сбой, и срочно требовалось принять решение.

— Брось меч, — оба стражника

выставили вперед копье, держась от меня на расстоянии пяти метров. Их маневр не остался незамеченным для зрителей: повскакивав с мест, они начали швырять в них палками, порченными овощами, что принесли с собой для развлечения. Я внимательно пробежался взглядом по трибунам: никаких сомнений, это чествовали меня. Двадцать минут назад вся эта толпа жаждала моей смерти. В эту минуту они рукоплескали победителю, отдавая должное моей удаче или умению биться.

Переговоры между Хейкаром и «даиром» затянулись: толпа начала гудеть, выражая недовольство длительностью принятия решения. Это подстегнуло переговорщиков, и Хейкар вместе с «даиром» чинно прошли на ринг, где с последним стоном затих непобедимый ранее воин Болчак. «Даир» поднял руку, требуя внимания. Один из слуг держал над его головой зонтик из плотной ткани, ранее я видел только зонты из соломы.

— Жители Даре-Ач, я, даир Лукер, объявляю, что все обвинения с ку-дара сняты. Он свободный ку-дар и волен выбирать хлев по своему усмотрению. необоснованно обидевший ку-дара, — даир сделал небольшую паузу, — предстанет на «хел».

Толпа ответила на обращение рукоплесканием, снова скандируя мою кастовую принадлежность.

— Отдай меч, ку-дар, — Хейкар протянул руку, и я передал ему окровавленное оружие.

— Ты можешь идти, выбирать себе любой хлев, раз Ярс мертв. Его женщина уйдет в другой дом, а кварки будут распроданы на закате сирда.

— Нельзя мне жить там, смотреть за его кварками? — задав вопрос и чуть не прикусил себе язык, ведь предупреждали меня держать его за зубами.

— Нельзя, женщины не могут владеть кварками без мужчины, а ку-дар не может быть мужем для «дех-ни», если не станет «ихи-ри», — категорически отрезал даир Лукер, вмешавшись в нашу беседу. И что мне теперь, дрочить до окончания жизни? — чуть не сорвался вопрос, но вспомнив про молодку, что таращилась на меня утром, промолчал. Видимо в Сирдахе, как и в России, строгость законов нивелируется необязательностью их исполнения. Иначе не вела бы себя развязная молодка так смело и раскованно.

Не удержавшись, махнул рукой трибунам, ответившим мне довольным ревом. Никто мне не преграждал дорогу, когда я уходил с арены, углубляясь в узкие улочки. Впервые меня не конвоировали и не подталкивали в спину, и я получил возможность оглядеться. Домишки лепились друг к другу, улицы петляли, хлева стояли к домам почти вплотную. Это при том, что селение небольшое, Нир говорил о сотне семейств. Но сейчас я понимал замысел: так сделано для создания максимально возможного затенения. Если даже я будучи ку-даром чувствовал испепеляющий сирд, то «дех-ни» должны обгорать на прямом сирде.

Первым делом требовалось навестить друзей по несчастию: по реву толпы Нир и Губ могли распрощаться со мной, посчитав проявление эмоций жителей Даре-Ач победой Болчака. При моем появлении у Нира отвисла челюсть, а Губ зашелся кашлем, словно перед ним предстал трехголовый кварк Серг, хранитель врат «кашаш».

— Ты... — на большее слов у Нира не хватило. Его палец указывал на меня, как красноармеец на старом воинском плакате «ты записался добровольцем»?

— Я, а ты кого хотел увидеть, Монику Беллуччи? — отворив калитку, вошел внутрь и хлопнул по протянутой руке: