Куда пропали снегири?

Сухинина Наталия Евгеньевна

Слово, сказанное мужчиной, обещание, данное им - крепче и прочнее многих печатей в официаль­ных метриках. Слово мужчины припечатывается навек. И нет такой силы, могущей стереть его из па­мяти. «Побрей мою бороду», - говорит один абхаз другому. Это значит - я хочу побрататься с тобой. Это как пароль. Почему именно эти слова произно­сятся? Наверное, брить бороду можно поручить только тому, кому ты очень доверяешь, или брату, что в сущности одно и то же. Этот обычай прочно прижился на абхазской земле. Здесь много братьев, чьё братство не по крови, а по мужскому долгу. Будь то брат, назначенный жене или брат, смиривший в се­бе гордыню и прервавший своим благородством злую и давнюю цепь вражды.

Не

знаю, как вам, а мне очень по душе эта абхазская традиция. Братство - по сути естественное между людьми родство. Все мы братья и отец наш - Господь. Потому можем ли мы враждовать и сводить счёты? Абхазские старики своей властью, данной им прожи­той жизнью, пресекают брань между врагами одним твёрдым словом: «Побратайтесь». И не ослушаешься уже и не поднимешь на пьедестал своё «я». «Подож­ди, - скажут старики, - поживи с наше...» Может быть, именно поэтому не видела я в Абхазии одиноких брошенных людей. Одинокие, конечно, есть, но не брошенные, не забытые. Рыбаки с удачным ловом от­кладывают часть рыбы в корзину и разносят её по до­мам, где некому сходить на рыбную ловлю. Брат жене, брат брату, брат бывшему врагу и завтрашнему другу. Нормальная жизнь, в которой мудрость на законном первом месте.

Эта история поучительна. Она подталкивает нас к нашим нереализованным возможностям. Благород­ный человек всегда образчик. Кто запретит и нам назвать недруга братом, а попавшему в беду человеку определить в братья себя? Жаль, но у нас в России та­кой традиции нет. Но у нас есть традиция прощать, выручать, забывать зло и говорить «прости » друг дру­гу. Чем это не братание, чем это не образчик благо­родства, достойный всяческого подражания?

ДВЕ ЖИЗНИ ЕВГЕНИИ РЕВКОВОЙ

На двери в кухню - роскошная штора-макраме. Сложный, замысловатый рисунок, узелки один к одному, ровненькие, тугие. Чувствует­ся, плела штору сильная, уверенная рука, управляемая тонким вкусом и безупречным чувством красоты. Лю­буюсь шторой, трогаю тяжёлые, прохладные кисти.

– Нравится? Оксана плела.

Скрыть удивление не получается. Оксана?! Девоч­ка, с трудом передвигающаяся по квартире, с резкими, нескоординированными движениями рук и тела, с бес­покойной головой, удержать которую в покое даже на несколько минут проблематично. Мама привыкла к удивлению и даже чуть устала от него.

– Да, да, - говорит она, - Оксана... Одно время она очень увлекалась макраме, я килограммами покупала ей нитки, шпагат, знала ассортимент всех московских магазинов. В доме много её работ.

Действительно: сова взирает на меня пристально с одной стены, забавная собачонка с висячими ушами - с другой. В прихожей - рыбка, замысловатые цветы, роскошная ветка то ли сакуры, то ли вишнёвого цвета - всё не просто красиво, а очень профессионально.

– Неужели Оксана?

ДЦП - обычные буквы алфавита. Но если выстро­ились они именно в этой последовательности - беда.

Обычно родителям сообщают диагноз ребёнка -детский церебральный паралич — ещё в роддоме, вра­чи выявляют его сразу. С Оксаной же всё получилось иначе.

Первые роды Евгении Ревковой. «У вас девочка...» Какое счастье! Они с мужем хотели именно девочку, они назовут её Оксана. Но вот, уже пора бы девочке сидеть, а она не держится, падает. «Ничего, девочки садятся позже мальчиков», - успокаивали врачи. Но материнское сердце уловило беду — что-то здесь не так. Только в пять месяцев после долгого хождения по врачам был установлен страшный диагноз - ДЦП. Спа­сибо профессору Ксении Александровне Семёновой:

– Мамочка, запасайся

терпением. На всю жизнь...

Правда, другие врачи вскоре предложили ей другой вариант, в котором терпение не предусматривалось:

– Ваше право. Откажитесь от ребёнка.

Не было бессонных ночей раздумий, даже секунды раздумий не было. Евгения и Геннадий Ревковы засту­пают на вечную вахту родительского подвига. Оксана обретает отчий дом.

Первое, что делает Евгения Федосовна: отказыва­ется от коляски для дочки. Инвалидная коляска реши­ла бы сразу много проблем: ребёнок привыкает к ней, осваивает передвижение по квартире, а потом и по улице. Это проще, но... Пусть девочка чувствует, на­сколько может, почву под ногами, пусть хоть слабо, хоть на секундочку, касается земли. Мама поднимает лежачего ребёнка и, держа под мышки, сама, согнув­шись в три погибели, водит, вернее, носит её по квар­тире. Потом прогулки стали длиннее и даже - по ули­це. Спина разламывалась, гудела по ночам, нестерпи­мо болела, но Евгения отмахивалась от собственной боли, боль дочери покрывала её. Десять лет проноси­ли Оксану на руках, но не дрогнули перед соблазни­тельными возможностями коляски.

– Евгения Федосовна, ведь Оксана практически не двигалась, она лежала на спине. С чего вы начали?

– С массажа. Массировала её руки и ноги, поднима­ла их, ведь девочка сама не могла. Да, необходим был хороший массажист, но где было взять на него денег? Ведь о работе с таким ребёнком пришлось забыть, жи­ли на одну мужнину зарплату. И я стала массажистом. Десять лет несколько раз в день - массаж. Поднимаю Оксаночкины ноги и массирую, массирую.

– А ещё что?

– А ещё я десять лет тёрла ей яблоки. Девочка от яблок отказывалась, а тёртое я ей по ложечке скарм­ливала. Руки в кровь стирала, но приучила Оксану к яблокам. Жаль, недооцениваем мы яблоки, а они чу­деса творят. Вот и моя девочка стала энергичнее, весе­лее, румянец появился.

– Но не только ведь яблоки ела Оксаночка?

– Конечно, нет. Я считаю, для детей, больных ДЦП, самое главное - уход и питание. И - воздух. Мы гуля­ли с ней по нескольку раз на дню, всё на руках, без ко­ляски, да ещё одеть-раздеть надо. Но зато она при­выкла трудиться, хоть слабенько, хоть по чуть-чуть, но ножками перебирала. А это уже первая ласточка победы.

Уход и питание. Два кита, на которых долгие годы держалась материнская методика лечения. Евгения крутилась, как белка в колесе. Зажала себя в жесто­чайшие рамки времени, не могла не успевать - успе­вала. Кроме обязательных яблок, тёрла дочке свежую морковку, приучала к творогу со сметаной, сто граммов творога плюс сто граммов сметаны, пе­ремешает получше и даёт с ложечки, пусть не за один раз, но за день скармливала. Гемоглобин не просто выправился от такого питания, он даже подскочил. Ну, очень хороший гемоглобин - удивлялись врачи и в недоумении разводили руками. А ещё мясо отвар­ное. Она варила крепкие мясные бульоны, меленько крошила туда мясо, добавляла овощей, получались насыщенные мясные супы. Ни в коем случае не дава­ла бульоны из бройлерных кур. Один врач, когда Ок­саночка лежала в санатории, предупредил настрого: бройлерные куры для ребёнка очень вредны, они па­губно действуют на развитие мозга. Летом Геннадий Аверьянович отвозил их в деревню. Уж там Евгения Федосовна пичкала дочку земляничкой с куста, ма­линой, всяческой свежей ягодкой, на которые не ску­пится солнечное лето. А ещё... голубями. Да, да, во­круг было много голубей, и Оксана с удовольствием ела голубиный суп, очень питательный и полезный. Старушки местные, сердобольные, советовали поить девочку молозивом, первым после отёла коровы мо­локом. Попробовали и это. Папа сделал во дворе для Оксаночки специальные брусья и она уже могла по­немногу стоять между ними.