Кудеяр
Шрифт:
Олекса согласно кивал головой, да сердцу-то не прикажешь, рвётся оно в родные места, удержу нет.
— Бояре да дворяне в здешних местах вольготно живут, — продолжал Елфим, — взять хоть поместье Плакиды Иванова, что на реке Варгалее. В селе церковь Рождества Христова о трёх верхах, рубленная шатром и с переходами. Загляденье, а не церковь! Хозяйские хоромы тоже хороши: столовая горница на подклети с сенями и переходами, другая горница с комнатой и сенями, также на подклети, есть ещё три горенки. Во, какие хоромы отгрохал себе Плакида! На дворе тоже всего хватает: ледник, сушила, житница, поварня, конюшни, Да к тому же и огородец с яблонями.
105
Водное угодье — пруд.
Впереди возле дороги показалась огромная развесистая сосна. Медно-красный ствол её словно светился на голубом фоне неба.
— Примечай ту сосну — от неё нам до места уж недалече.
Лошади, обогнув сосну, сошли с наезженной дороги, глубокий снег был им почти по брюхо. По сторонам тянулся глухой еловый лес, казалось, конца-краю ему не будет. Вот уж и вечер настал — края облаков засияли расплавленным золотом, но вскоре померкли, словно подёрнулись пеплом. Стало смеркаться, когда Елфим весело объявил;
— Ну вот, братцы, и приехали!
Лошади остановились возле большой избы, крытой соломой. С трудом открыли заваленную снегом дверь. Внутри было выстужено, пахло пылью.
— Пока совсем не стемнело, пошли за валежником.
Боярин Плакида Иванов в сопровождении свирепых псов неторопко обошёл свой двор, тщательно проверил запоры.
— Бережёного Бог бережёт, Нестор. Много в округе развелось лихих людишек, да и мордва, недовольная нами, озорует.
Нестор, следуя за хозяином, согласно кивал головой.
— Этим летом мы земли мордвина Ичалки себе отгородили, так ныне тот Ичалка худые слова про тебя, боярин, повсюду молвит.
— Проучить надоть Ичалку, чтоб худо про нас не говаривал. В кандалы его, собаку, заковать! Мы тут, в нижегородских местах, хозяева!
Нестор в ответ опять стал кивать головой.
— Всё, кажись, в порядке, пошли в хоромы, выпьем для сугреву.
Жена Плакиды Василиса низким поклоном встретила вошедших. Тело у неё пышное, рыхлое. Плакида придирчиво осмотрел накрытый стол, пригладил рукой смазанные маслом волосы. На столе всего изобилие — пироги с разными начинками, лепёшки медовые, балыки рыбьи, икра…
— Агриппина где? Дрыхнет, что ли?
— Какое спит, батюшка, только тебя дожидается. Агриппинушка, отец тебя кличет!
В горницу вошла девица с большим плоским заспанным лицом. Небольшие глаза её недовольно глянули на родителей. Отец с неодобрением осмотрел её нескладную широкозадую фигуру.
— Рукоделием бы занялась, а то дрыхнешь с утра до ночи!
— Что я-сенная девка? Пусть они рукоделием-то занимаются.
— А ты, Агриппинушка, отцу-то не перечь, не перечь. Да и что, к слову сказать, толку-то в рукоделии? Всего у нас вдосталь. Пущай бедняки рукоделием-то промышляют.
— Вас, баб, не переспоришь,
Усердно помолясь на иконы, Плакида сел за стол в красном углу. Вслед за ним сели домочадцы. Хозяин налил две чарки — себе и Нестору.
— Мороз нынче лютует, так нам обогреться не мешает.
— Удивительно ли то дело! — голос у приказчика слащавый, угодливый, большая мосластая рука цепко обхватила чарку. — Ведь Тимофей-полузимник [106] на дворе. В народе не зря говаривают: не диво, что Афанасий-ломонос морозит нос, а ты подожди Тимофея-полузимника, подожди тимофеевских морозов!
106
22 января.
— Денёк-то нынче больно хорош — ясный, ведренный, знать, и весна будет красна, — подала голос Василиса.
— А я вот в Нижнем Новгороде на торгу был, так там сказывали, будто голодный год будет.
— Нам-то что об этом думать? — вмешалась в разговор Агриппина. — У нас всего в сусеках полно, на много лет хватит!
— Дура, она и есть дура! — Плакида сердито глянул на дочь. — Надо, чтобы в сусеках полнилось, а не тощилось.
Дочь огрызнулась:
— Коли в сусеках тощиться почнет, у людей возьмём, на всё наша воля.
Василиса глянула в слюдяное оконце и побелела лицом.
— Никак, горит чтой-то!
— Амбар полыхает!
Все вскочили из-за стола. Хозяин, набросив полушубок, ринулся на двор. Отовсюду к горящему амбару бежали люди, кто с бадьёй, кто с багром. Собаки подняли истошный лай.
— Нестор, готовь лошадей, будем ловить татя, подпустившего нам красного петуха!
— Не иначе как Ичалкиных рук дело.
— К нему и поспешим. Вели и другим людишкам ехать с нами.
Десяток всадников устремился в сторону бедного мордовского селения, что стояло в нескольких верстах от боярского поместья.
— Где Ичалка? — завопил Плакида, ворвавшись в крайнюю избу. — Где он, тать нечестивый?
Перепуганная мордовка упала к его ногам.
— Не ведаю, господин, не ведаю.
— Врёшь, ведьма, всё ты знаешь, да от меня скрыть хочешь! — боярин изо всех сил пинал жену Ичалки куда попало. Дети, забившиеся в угол, подняли истошный крик.
— Всех вас изничтожу, проклятущих! Нестор, вели палить это змеиное гнездо!
Ярким пламенем вспыхнула в ночи соломенная крыша Ичалкиной избы.
— Расскажу, словно бисер рассажу! — весело произнёс Филя.
Все встрепенулись. Скучно жилось ребятам в одинокой избе посреди глухого леса, поэтому Филины побасёнки слушали с большим удовольствием, а за ними и время проходило незаметно. За окном, затянутым бычьим пузырём, завывает метель, а в избе тепло, благо дров за дверью много, ребята никогда не отказываются помахать топором.
— У одного попа попадья сдружилась с псаломщиком. Поп догадывался, что дело нечисто, да никак не мог уличить их. Наконец один раз запряг он лошадь и сказал, что поехал в дальнее селение отпевать покойника. Сам поставил лошадь на дороге и вернулся. А псаломщик-то уж тут как тут. Попадья перепугалась, думает: куда мне деть дружка своего? Запихала его под лавку и дровами всего заложила. Поп вошёл и начал искать. Искал, искал, не найдёт нигде. Что делать? И говорит попадье: