Кудеяр
Шрифт:
— Я уж помолюсь дома, не пойду к вечерне-то.
Рыскрыл книгу, перекрестился и нараспев произнёс:
— Благословен, Бог наш, всегда, ныне и присно и во веки веков!
Как только произнёс он эти слова, псаломщик-то услышал его и отвечает из-под лавки:
— Аминь. Слава Тебе, Боже наш, слава Тебе!
А поп подходит к нему и говорит:
— Молодец, брат псаломщик. Здорово бы я тебя наказал, когда бы ты эдак не сказал. Посмеялись над простодушно-лукавым попом. Филя вридвинул к себе гусли, купленные три дня назад у калик перехожих, бедовым голосом запел:
КакЗа окном тихо заржала лошадь. Все насторожились.
— Берите оружие да в сени! — приказал Елфим.
К избе кто-то подъехал верхом на лошади. Всадник спешился, приблизился к освещённому окну. Через дверную щель было видно, что он невысокого роста.
— Мордвин, наверно, — предположил Елфим.
Приехавший тихо постучал в дверь.
— Чего нужно? — грозно произнёс Елфим.
— Пустите меня, люди добрые, погреться. Метель сбила меня с дороги.
— Заходи, коли так.
В избу вошёл невысокий, крепко сложенный черноглазый мордвин.
— Звать-то тебя как?
— Ичалкой кличут.
— Что же тебя в такую метель погнало?
Ичалка долго молчал, внимательно всматриваясь в лица хозяев. Елфим приветливо улыбнулся ему.
— Да ты не бойся, здесь все свои.
Мордвин махнул рукой, в глазах его блеснули слёзы.
— Этим летом боярин Плакида отнял у меня землю. Осерчал я на него, амбар запалил. А боярин о том проведал, явился в мой дом, жену избил, избу сжёг. Жена с детишками едва спаслась, живёт теперь у своих родичей. Мне же в село путь заказан, боярин не раз наведывался туда, искал меня.
Елфим скрипнул зубами.
— Давно уж мой нож по Плакиде скучает: зверь он, а не человек. Вот что, братцы, наведаемся-ка мы в боярские хоромы, пощекочим лютого боярина.
— Так метель же на дворе, — неуверенно произнёс Олекса.
— Вот и хорошо, что метель, она для нас самоё милое дело, к боярским хоромам подобраться поможет, да и следы потом заметёт.
Стали собираться в дорогу. Кудеяр впервые участвовал в таком деле, на душе было весело и тревожно. Судя по оживлению, и другие пребывали в таком же состоянии. Ичалка вызвался показать путь к владениям Плакиды Иванова.
Ехали медленно, снег был глубок, да и ветер всё время яростно дул в лицо. Лишь под утро оказались на опушке леса, откуда смутно проглядывали постройки боярского поместья.
— Сторож об эту пору, поди, спит, нужно накрыть его так, чтобы шум не поднял. Пока Кудеяр с Олексой будут вязать его, все остальные
Тронули лошадей. Не успели проехать и десятка шагов, как в усадьбе истошно занялся набат.
— Заметили нас, черти полосатые, — выругался Елфим, — видать, настороже были.
Метель почти прекратилась. В серо-белой полумгле было видно, как из построек выбежали люди. Спрятавшись за частоколом, они открыли по нападающим пальбу из луков. Совсем близко засвистели стрелы.
— Поворачивай назад! — приказал Елфим. Стрела сбила с него шапку. Отъехав на безопасное место, он оглянулся в сторону боярских хором, погрозил кулаком.
— Ну погоди, Плакида, мы ещё посчитаемся с тобой!
Весело скользят сани по накатанной обледенелой дороге. На переднем возу восседает арзамасский купец Глеб Коротков- широкоплечий старик с небольшой белой бородкой и живыми выразительными глазами.
— Корней! — обернувшись, позвал он сына.
Со второго воза сорвался рослый румяный парень, догнал сани отца, робко спросил:
— Что надобно, батюшка?
— Как приедем в Новгород, так ты проследи, когда выгружаться станем на постоялом дворе, чтобы все наши кожи были как следует складены. Товар-то ноне не особливо хороший везём на ярмонку — тут порез, там дыра, а где и мясо гниёт. Так ты так кожи сложи, чтобы худые места не больно-то лезли в глаза. Авось всё добро продадим скопом. Понял?
— Всё сделаю как велишь, батюшка.
А Любку Мокееву выбрось из головы — неровня она тебе. Воротимся домой, найду тебе стоящую девку среди купечества. Вон у Завьяла Чурилина какая отменная девица — пышнотела, белолица, ступает как пава.
— Да у Дашки Чурилиной глаза косят — один на вас, а другой — в Арземас [107] .
— Тебе с её глаз не росу пить, а станешь противиться родительской воле — батогов отведаешь. Хоть у Дашки глаза косят, да зато у её отца — Завьяла дом полная чаша, а под домом, поди, не одна кубышка зарыта. К тому же Дашка — единственное чадо, умрут родители — всё твоё будет!
107
До середины XVI века Арзамас называли Мордовским Арземасовым городищем.
«Не хочу, не хочу Дашки! Мне Любушка ой как мила!» — рвётся из души Корнея. Да разве можно перечить родителю, изобьёт до крови! Потому парень тяжко вздохнул и поплёлся к своим саням.
Низкое январское солнце стало клониться за могучие ели, между которыми пролегла дорога. Корней глянул в сторону и перекрестился: «Не приведи, Господи, повстречаться в таком лесу с татями». И тотчас же раздался богатырский посвист. Парень сорвался с места и, не разбирая дороги, кинулся в лес.
Глеб Коротков оглянулся: от задних возов к нему бежали свои оружные люди, да было поздно — предводитель татей сволок его с воза, приставил нож к горлу. — А ну стойте, черти полосатые, не то вашему хозяину конец!