Кухарка
Шрифт:
— Думаете, “Сименс” может всерьёз рассматривать возможность выхода из российских активов? — Фёдор сделал звук телевизора чуть тише, выразительно просигналив Леське бровями.
— О, дорогой, ты же знаешь, я нахожу политику скучной, — кажется, Наталья говорила только томным голосом. Леська внимательно посмотрела на девушку. Она была какой-то чересчур ухоженной. Такие находят скучным всё, кроме себя.
Почему мужчины таких выбирают?
Из-за внешних данных?
Из страха, что придется прикладывать много усилий, чтобы завоевать женщину с мозгами? Разве он не понимает, что через пару месяцев им вообще не о чем будет говорить?
—
— О чём?
— Об уходе “Сименс” из России.
— Ааа… Думаю, что давление на компанию может оказаться весьма серьезным, — пожала она плечами.
— И?
— И против “Сименс” могут быть применены санкции на тех рынках, которые для неё важнее, чем наш.
— Например?
— Например, американский, — усмехнулась Леська очевидности ответа. — Санкции же по этому принципу действуют. Хотите работать с русскими? Работайте, но с нами вы работать не будете. И всё. На этом ведь многие истории заканчиваются. Сообщения пошли ещё на прошлой неделе, и первая реакция “Сименс” была вялая, а потом всё резко обострилось. Уже на этой неделе, ты знаешь, они подали в суд.
— Кто-то что-то сказал, и они по-настоящему испугались, — согласился Фёдор.
— Вот именно. В этой ситуации, когда речь пойдет, например, об изгнании компании из Штатов и, возможно (только возможно!) применении каких-то ограничений в Европе, ты же понимаешь прекрасно, что “Сименс” вполне может малым и пожертвовать.
— А Россия, к сожалению, пока — это малое, по сравнению с тем большим, что они зарабатывают в тех же США.
— Согласна, — Леська положила мясо на раскалённую сковороду и достала большую кастрюлю. — Как думаешь, что мы можем сделать, чтобы всё-таки этого не допустить?
— Вариантов немного. Первый — всё это действие по цепочке откатить назад, найти виновных либо в “Силовых машинах”, либо у “Ростеха”. Провести показательный процесс: вот, они, значит, паразиты. Там же был пункт в контракте, который запрещал поставлять в Крым эти турбины. Значит, они нарушили, то есть там были конкретные нарушители. Вот их найти, наказать, турбины вернуть. Но минус-то очевиден.
— Да. Электростанции не будет в Крыму в нужные сроки.
— Это раз, — Фёдор кивнул. — Во-вторых, что может быть ещё хуже — придётся признать, что санкции против русских работают, и важный проект электрификации Крыма и гарантированное обеспечение его энергией разрушается. Все мы знаем, что основная государственная философия — спасибо за санкции, которые помогают нашей промышленности развиваться. Это, может быть, посерьезнее будет эффект, чем отсутствие в Крыму собственной генерации. Там, по крайней мере, кабель вовремя проложили, и, в общем-то, тема энергоснабжения полуострова не так критична.
Наташа картинно вздохнула и закатила глаза. Ей было скучно. Это заставило Леську “поднажать”.
— А история с гендиректором “Силовых машин”? — вставила она смежный вопрос. — Что думаешь о ней?
— То, что его задержали?
— Да.
— Якобы по подозрению в разглашении гостайны.
— Официального подтверждения пока нет.
— Нет. Но связь со скандалом очевидна, — кивнул Фёдор, — история с директором абсолютно точно связана с турбинами. Вопрос другой — что же произошло? Он тоже довольно любопытный, потому что сначала он задержан был. После проведения допроса — отпущен под подписку о невыезде.
— Это довольно странно с учётом тех обвинений, которые предъявлены.
— Согласен. Разглашение гостайны
— Сколько ещё таких сделок, заключённых вопреки санкциям, в расчёте на вечный русский “авось”?
— Уверен, что немало. Тебе ли этого не знать?
— Что ты имеешь в виду?
— Разве ты и твоя родительница — не королевы шантажа всего южного побережья?
Камнепад боли обрушился на Леськину грудь. Время замедлилось, а булыжники падали и падали, не давая набрать воздух в лёгкие. Живот скрутило узлом, и она очень постаралась, чтобы затравленное выражение не промелькнуло в её глазах. Меньше всего она хотела, чтобы он начал вспоминать прошлое в присутствии посторонних. Судорожно вздохнула: почти всхлипнула. Глянула на Наталью. Та настороженно наблюдала за ними.
— Забавляешься, верно? — Леська едва сумела справиться с собой.
— Не без этого.
— Ты никогда не сможешь оставить эту историю в прошлом, да?
— Что за история? — сощурила глаза девушка за столом.
Фёдор отхлебнул из чашки, которую держал уже несколько минут — глоток длился так долго, что можно было бы подумать, что ему требовалось время на раздумье. Это заставило Леську окаменеть: если он скажет своей пассии хоть слово, она… Она не знала, что сделает, но то, что будет смеяться последней — была уверена.
— Разумеется, не оставлю, — Фёдор вернул бокал на место. Он не собирался удовлетворять любопытство Натальи, но и не собирался прощать Леське старые грехи.
Она всё равно едва заметно расслабилась: не болтал — уже хорошо. И на том спасибо. Отпущения грехов она и сама не ждала. Не те грехи, чтобы прощать, не омыв кровью. Тем более он всего так и не знает...
Перекладывая мясо в стальную кастрюлю, она серьёзно раздумывала, не сказать ли ему всё-таки про Маську. Она ведь и сама до сих пор задавала себе вопрос, знал ли её собственный отец о её существовании. Она зачитала до дыр все документы матери, вскрыла пароли вот всех её социальных сетей. Ни одного мужчины мало-мальски подходящего на роль своего отца Леська не нашла. Хоть какой-то след, какой-то намёк: нет же. Всё, что она имела, это смутное упоминание о городе Санкт-Петербург.
Определенно, неизвестность — такого и врагу не пожелаешь, не то, что родной дочери.
Но если глянуть на историю глубже, собиралась ли она говорить Фёдору о дочке, до того, как на горизонте появилась распрекрасная фифа? Нет, не собиралась.
Очень спорный вопрос, можно ли решить одни проблемы, создавая себе другие? Очень спорный. Чем он ей так насолил, что она собирается всю жизнь Федора поставить с ног на голову? Тем, что любил другую женщину, а не её, Леську? Тем, что планировал создать семью или просто находил общество ухоженной, следящей за собой девушки, приятным? Могла ли она, Леська, разрушать его жизнь? Имела ли право в очередной раз принести в неё хаос?
Но принесла ли тогда? Это у неё судьба сделала крутой поворот, а у него разве сделала?
Сомнительно.
Ну, да что о том размышлять? Что было, то прошло.
Она ему скажет про ребёнка, но не сейчас, ни для того, чтобы разрушить его отношения. Скажет как-нибудь потом, может через полгода — год. Напишет письмо, короткое письмецо. Что-нибудь в том роде: “У Вас есть дочь”. Укажет номер телефона. Если он позвонит, уж тогда и расскажет, что она мать этой дочери.
Но не сейчас. Не ради странного скрытого смысла, прикрываясь высокими мотивами материнства.