Кухтик, или История одной аномалии
Шрифт:
Большая Елка поднялся и протянул Колобку руку.
– Ну, будем считать - порешили!..
Проводив гостей, Большая Елка вызвал Усача и Булатика. Те уже два часа томились в приемной, ожидая, пока он закончит свои беседы.
– Все, мужики!
– сказал Елка, шагнув из-за стола им навстречу. Большое дело начинаем. Хренация-либерзация... Наука, в общем.
Булатик степенно кивнул.
– Наука - это хорошо. Я сам, между прочим, профессор.
– Вот и поддержи, раз профессор, - сказал Елка.
– Подсуетись там, в Верхнем Совете. Ты ж у них начальник. Вместе супротив танков стояли, вместе и либерзацию начнем.
– За Верхний
– Поддержим.
– Вот и хорошо.
– Елка повернулся к Усачу: - Ну, а ты что думаешь?
Тот вытянулся по стойке смирно.
– Есть!
– Молодцы!
– похвалил соратников Большая Елка.
– Нам главное - вместе держаться. Дело-то нешуточное. Это тебе не злаки сеять, понимаешь.
Усач разгладил усы и приосанился.
– Наука наукой, а вот ещё порядок бы навести не мешало. Чтоб все чин чином было. Без порядка дело не сдвинешь. Я, к примеру, мог бы этим заняться. Чтоб всех жуликов - к ногтю! Уж я б их...
– Ты погоди, - успокоил его Большая Елка.
– Тебе дело тоже найдем. Ты - вице-президент. Значит, при мне должен быть постоянно. Может, и жуликов тебе поручим, а может, ещё что. Не суетись пока.
Усач с Булатиком сели, Елка снова вернулся за свой дубовый стол и нажал кнопку на переговорном устройстве.
– Чаю нам, - громко сказал он.
– И не соединять меня ни с кем. Совещание у нас. По либерзации...
* * *
– Ли-бе-ра-ли-за-ция, - прочитал по слогам Надькин отец и поднял глаза на Кухтика.
– Так это, значит, у их называется. Что ни новая власть, бляха муха, то новые байки. Во она, ихняя берзация!
– Он вытащил из кармана и бросил на стол пачку скомканных бумажных денег.
– Во, погляди! Тыща здесь. Да я б раньше на эти деньги... А щас что?.. Бутылки не купишь... Дожили, мать их!
Кухтик сидел у окна и молча смотрел в сторону свалки-помойки. Он ещё минут десять послушал монолог Надькиного отца, потом встал и, сказав:
– Дядь Вась, я пойду, - направился к двери.
– Давай иди, малой, - махнул ему Надькин отец.
– А я, пожалуй, на фанерку смотаюсь. Зарплату сегодня обещались выдать. Авось хоть в этот раз не надуют.
Спустившись во двор, Кухтик осмотрелся вокруг. Густые кусты на пустыре тянули к небу кривые ветки. Листва их была темно-серой от пыли. Неяркое солнце светило сквозь белые облака. Короткое лукичевское лето подходило к концу. По ту сторону свалки-помойки на обветшалом фасаде здания, где некогда размещалась ЛИПА, висела большая вывеска "Инвестиционный Фонд "АНОМАЛИЯ"". Ниже синей краской было написано: "Сверхвыгодные вклады! 1000 процентов годовых!" По дорожке, ведущей вдоль свалки к главному входу, тянулась длинная очередь. Немного постояв, Кухтик побрел в сторону своей бывшей работы - к безвременно скончавшемуся Институту Пространственных Аномалий.
Очередь у входа стояла молча. Лишь кое-где возникали короткие, быстро затухавшие разговоры.
– Деньги берут и ваучеры берут, - расслышал он чей-то голос. Говорят, к зиме проценты всем выдадут.
– Процент к зиме, только ежли больше десяти тыщ сдашь, - отозвался другой голос.
– А как отдавать-то будут?
– вопрошал третий.
– Все деньги взад или ещё докладать можно?
– Докладать, докладать, - ответили ему.
– Чего ж забирать, коли процент растет.
На том разговор угас. Кухтик отошел в сторону, поднялся на каменную ступеньку, вынул из кармана смятую пачку дешевых
Кухтик курил и вспоминал безмятежные дни в институтской мастерской. Вспоминал академика, умершего год назад. Вспоминал лаборанта Беню, пропавшего неизвестно куда и только раз за это время забежавшего к нему, принеся в подарок банку тушенки из гуманитарной помощи. Тушенку, как помнится, они съели все вместе - с Надькиным отцом и Колькой, закусывая водку, которую тоже давали по талонам. Тогда еще, кажется, по две бутылки в месяц.
– Ну, как дела, Игорек?
– расслышал он за спиной и оглянулся.
Невдалеке у дверей института стояли двое мужчин. Один - высокий, в строгом темном костюме, и другой, пониже, в распахнутой кожаной куртке, с толстой золотой цепочкой на шее.
– Дела идут, - отвечал кожаный.
– Народ балдеет.
Высокий в костюме покосился на очередь.
– Ну, ты не очень, не очень-то петушись, - сказал он.
– Дураков не сеют, не жнут, - хохотнул его собеседник.
– Лучше скажи, куда бабки пристроим? Я вот думаю, может, в кастрюльный вложить? Загибается совсем. По дешевке ухватить можно.
Высокий взял его за плечо.
– А вот думать, Игорек, тебе не надо. Ты делом занимайся.
– Так я ж и занимаюсь, - слегка обиделся кожаный.
– А насчет кастрюльного...
– Насчет кастрюльного, - сказал человек в костюме, - выкинь из головы. Это у тебя головокружение от успехов. Деньги, Игоречек, портят человека. Логика мышления нарушается.
– Да ладно тебе!
– Кожаный отодвинулся и высвободил плечо.
– Значит, так, - негромко сказал высокий мужчина, - завтра же все в зелень переведешь. Пока курс держится. Скоро вверх поползет. Так что все в баксы. Понял?
– За бугор качнешь?
– спросил кожаный.
– Найдем, куда качнуть, - ответил ему высокий сухо.
– И не надо лишних вопросов задавать. У меня и так голова от вопросов болит. Один господин Рогозин чего стоит.
Услышав знакомую фамилию, Кухтик повернулся и съехал ногой со ступеньки. Говорившие разом смолкли. Высокий человек пристально посмотрел на него. Уши Кухтика стали красными. Он бросил на землю недокуренную сигарету, неловко растер её подошвой и зашагал прочь.
Шагая вдоль молчаливой очереди, он чувствовал, что высокий и кожаный смотрят ему вслед. Но, может, это ему только казалось.
Кухтик ускорил шаги и быстро свернул за угол. Перед ним открылась главная лукичевская площадь. Посреди на каменном постаменте стоял лысый бронзовый человек. У подножия пьедестала на грязных деревянных ящиках сидели несколько старушек, разложив перед собой на таких же ящиках кучки каких-то тряпок и пучки зелени.
Кухтик остановился, посмотрел на памятник, на блеклое, с чередой облаков небо над головой бронзового человека и двинулся в обход площади. Пройдя мимо самого красивого в Лукичевске здания, он ещё раз свернул, миновал несколько улочек, прошагал вдоль длинного, похожего на барак магазина, где на дверях висел лист бумаги с надписью "Талоны за август отовариваются с 1 сентября", снова повернул и вышел к проходной кастрюльного завода.