Кукарача
Шрифт:
– Значит, ты?
Разоблаченный Кучико понурил голову.
– Так... Значит, Вере вам уже не хватает? Сегодня вам захотелось Мтквари, завтра захочется Черное море, послезавтра - Дарданеллы, затем Босфор, потом Средиземное море, потом... как этот пролив называется?
– Гибралтарский...
– пробормотал я.
– Гибралтарский. А потом - Атлантический океан. Так?
– Можно и в Индийский океан, через Суэцкий канал, - подсказал Ирача новый вариант.
– Заткнись, второгодник несчастный!
– рявкнул на него Кукарача. Тоже мне нашелся
– приказал он Кучико и встал.
Кучико приблизился к Кукараче. Остальное произошло так быстро и неожиданно, что Кучико не успел опомниться: Кукарача влепил ему правой рукой звонкую пощечину.
– Чего дерешься?! Отец ты мне или кто?
– взвыл Кучико.
– Поговори у меня!
– Да что, в самом деле, уже и купаться нельзя? Вере разве река? Всю кожу ободрал на коленях!
Кукарача пропустил протест Кучико мимо ушей.
– Следующий!
Ирача воспользовался наглядным примером и, как только приблизился к Кукараче, тотчас же закрыл рукой левую щеку. И тут же Кукарача закатил ему оплеуху левой рукой. Ирача дважды повернулся вокруг собственной оси, однако у него хватило ума молча вернуться на свое место.
– Всех будешь бить?
– спросил тихо Дуду.
– А как же? Не могу ведь я поступить не по справедливости!
Дуду вышел, не ожидая приказа.
– Раз ты такой дисциплинированный и покорный, я ограничусь меньшей мерой наказания!
– Кукарача схватил ухо покорного преступника и вывернул его так, что лично я предпочел бы две пощечины.
Настала моя очередь. Кукарача сам подошел ко мне.
– Мать знает, где ты?
– Нет.
– Так получай!
Я покачнулся, но удержался на ногах.
– Больно?
– спросил Кукарача.
– Больно, - признался я, - ударь еще раз, только не говори маме...
Кукарача взглянул на меня, хмыкнул. Потом подошел к Косте. Тот закрыл глаза и затаил дыхание.
– Ты, болван! Куда ты лез, если не умел плавать? А? Скажем, утонул бы я... Из-за тебя, учти! Ладно, черт со мной!.. Ну, а если утонул бы ты? Ты подумал об этом? Что бы мы сказали твоим родителям? Чем бы мы утешили их? А?
– Кукарача побледнел, голос у него прервался. Он сел, швырнул нам одежду. Мы схватили свои манатки и собрались бежать.
– А его? Кому вы оставляете эту подводную лодку?
– Кукарача ткнул Костю кулаком в бок.
– Забирайте его и сдайте на руки родителям. Да поживее, пока я сам его не утопил!
Костя оделся быстрее всех нас.
– Вы не пойдете?
– спросил Кукарачу вежливо Кучико.
Тот выразительно взглянул на свои мокрые доспехи, и Кучико, поняв, что сморозил глупость, быстро повернулся и пошел. Мы последовали за ним, как цыплята за наседкой.
Вдруг мы услышали голос Кукарачи:
– Ребята, вы уж не обижайтесь на меня... Служба есть служба... И еще... Просьба у меня к вам... Небольшая просьба...
– Мы в недоумении переглянулись, - просьба к нам? У Кукарачи? А он продолжал: - Не рассказывайте никому, что я... Что я не умею плавать... Ладно?
Мы
Тому, что я, сын строгой - казалось бы, больше некуда - матери, курил, удивляться не приходилось. В нашем квартале тайком от родителей курили почти все мои сверстники. Удивительным был тот факт, что курить нас научила Цаца Барамия - соседка, деревенская девочка, моя ровесница, проживавшая у родственников на правах домработницы. А девочку, в свою очередь, обучил этому весьма полезному занятию обожавший ее дед - Иван Пирцхалава в Носири*. Каждый раз, когда у нежившегося на циновке под ореховым деревом Ивана потухала трубка, он, оказывается, окликал любимую внучку:
– Цаца, о Цаца!
– Патени!**
– Кумомиги, дзгаби, дачхири!***
_______________
* Н о с и р и - название села в Западной Грузии, Мегрелпи.
** - Слушаю! (мегрел.).
*** - Принеси-ка, дочка, огня! (мегрел.).
Цаца несла огонь. Трубка снова потухала. На сей раз дед вручал внучке трубку - иди, мол, раскури сама. И девочка раскуривала трубку. Так бедная Цаца приучилась курить. И так получилось, что нас - мальчиков-озорников, сорвиголов, жуликов, мошенников и прохвостов - пристрастила к курению честнейшая и добрейшая девочка - Цаца Барамия.
В те годы отношение общества к подросткам-курильщикам было таким же, как, скажем, к наркоманам. Поэтому можете представить себе положение мое, Дуду, Ирача, Кости-грека и Кучико, когда мы, накурившись до одури у забора тети Марты, были застигнуты врасплох Кукарачей.
Не знаю, что в этот миг почувствовали другие ребята, лично для меня померкло солнце, разверзлась земля, иссяк воздух. Кулак с зажатой в нем папироской я врыл в землю, проглотил дым вместе со слюной и, задыхаясь, уставился на онемевшего от изумления лейтенанта. Прошла минута, показавшаяся мне вечностью. Наконец Кукарача обрел голос:
– Что... Что вы делаете?.. Губите себя? Хотите, чтобы сгнили ваши легкие и высохли мозги? Роете себе могилу? Решили умереть? Сдохнуть? Так скажите мне! Вот!
– Он достал наган.
– Зачем обрекать себя на медленную смерть? Раз-два - и готово!.. Как мне теперь быть? Перестрелять вас или застрелиться самому?
Словно пораженные громом, взирали мы на Кукарачу, боясь шевельнуться, вымолвить слово. Мы ждали бури, урагана, потопа. Но ничего этого не произошло. Кукарача спрятал наган, повернулся и ушел...
Раз десять звонил в тот вечер звонок в нашей прихожей, и столько же раз у меня обрывалось сердце. Наконец, когда я решил, что сегодня уже землетрясения не будет, раздался одиннадцатый звонок, и я понял, что это был Кукарача.
Я не смог даже встать со стула. Дверь открыла мама.
– Добрый вечер, Анна Ивановна!
– А, Кукарача! Милости просим! Заходи, присаживайся!
Я почувствовал, что началось действие вулкана, и встал, чтобы до его извержения успеть исчезнуть из комнаты, из дома, из города и вообще из жизни.