Кукла в чужих руках
Шрифт:
Кантария объявила следующий номер. Я снова оценивающе посмотрела на нее, и кто-то гадкий внутри меня заявил, что я по сравнению с ней пацанка и недомерок. Я одернула футболку и снова оглядела зал, но Савельев так и не появился.
Три девчонки из девятого выступили с нелепой сценкой из школьной жизни и убежали за кулисы. Я опять обернулась на входную дверь. Как раз вовремя, чтобы увидеть, как Миша входит в зал. Он пропустил вперед свою маму, заботливо проводил ее до рядов, где сидели родители, а потом направился дальше. Я помахала ему, но он не заметил и уселся далеко от сцены, рядом с Алиевым и Аделиной. Тогда я достала телефон
«Привет! Я тебя вижу!»
По изменившемуся значку мессенджера я поняла, что сообщение прочитано. Однако ответного не поступило. Я попыталась поймать Мишин взгляд, но он что-то увлеченно шептал Аделине и не смотрел ни на меня, ни на мрачного Дамира.
Из задумчивости меня вывел оклик одной из девчонок, которые спустились со сцены.
— Иванова! Твоя очередь!
Я взлетела по лестнице за кулису. Машка кивнула мне и произнесла в микрофон:
— А сейчас перед вами выступит Иванова София. Соня очень разносторонняя девушка, — неожиданно добавила она. — Смотрите и наслаждайтесь!
Она протянула мне микрофон. Я сжала его во вспотевших ладонях и вгляделась в лица. Ни одного дружеского взгляда… и тогда я поняла, что просто не в силах читать то, что приготовила.
Тихо, почти шепотом, я начала «Мороз по коже» «Сплинов». Строчки о брошенном псе горько отозвались в моей душе.
Я смотрела на Мишу, но он даже не поднял головы и продолжал нашептывать Аделине. Комок подкатил к горлу, голос дрожал. И вдруг Миша поднял голову и взгляды наши встретились. Я с воодушевлением прочитала: «Смотрим друг другу в глаза, и по коже мороз…»
И тут я поняла, что на меня смотрит не только Савельев, но и много кто еще: мальчишки с первых рядов подталкивали друг друга локтями и давились смехом, парни на последних ухмылялись, а Макеев — тот просто ржал в голос.
Испуганно оглядывая зал, я скомканно пролепетала последние строчки.
Кантария аплодировала мне из-за кулис. Ничего не понимая, я вернулась на свое место и опять оглянулась на Савельева.
Но он снова прятал взгляд, а вот Аделина смотрела прямо. Она едва заметно кивнула и склонила голову. Парни, сидящие рядом с ней, таращились на меня и ухмылялись. Через мгновение мобильник в кармане подал признаки жизни, и я схватилась за него, надеясь, что сейчас все прояснится.
Сообщение от Аделины оказалось коротким: одна ссылка на Ютуб. Кликнув на нее, я оцепенела. Выложенный ролик заставил меня съежиться. А смешки за спиной не прекращались.
Я смотрела на экран, и мне становилось все хуже. И очень хотелось заплакать. Короткими вдохами я втягивала носом воздух, и это запросто можно было принять за всхлипы.
Видео было снято в том клубе, куда я попала вместе с Мишей, Кантарией, Алиевым и Аделиной еще осенью. Ролик назывался «Девка ловит покемонов». В темном помещении, подсвеченном неоновыми вспышками, металась девица. Узкие черные брюки, голубой лонгслив, всклокоченные светлые волосы и совершенно безумные глаза. Она кидалась из стороны в сторону, натыкаясь на танцующих. Те с брезгливостью отталкивали ее, и она пугливо озиралась. Все это сопровождалось развеселой песенкой «Сумасшедшая». Но лицо девицы было искажено гримасой ужаса, она судорожно цеплялась за людей, стулья, столы, потом вскарабкалась на барную стойку, пробежала по ней и рухнула вниз. Прямо на пол. Это была я.
Досмотрев ролик, я выключила телефон и медленно оглянулась. Я старалась не
Почувствовав, как в носу щиплет, а глаза предательски наполняются слезами, я поднялась и направилась к выходу.
— Ты куда, Иванова? — остановила меня классная. — Концерт еще не закончен.
— А у нее свой концерт! — встрял Макеев. — «Она сумасшедшая! Танцует до утра, ша-ла-ла-ла…» — напел он.
— Я в туалет, Майя Николаевна, — соврала я и выбежала вон из зала.
Я неслась по коридору, и мне казалось, что вслед летят хохот и гадкие шутки. Гардероб на время проведения праздника закрывали, и я, ничего не объясняя охраннику, пролезла под прутьями турникета и выскочила на улицу. Морозный ветер обжег мокрые щеки, швырнул снег в лицо. Продираясь сквозь метель, я шла в тряпичных кедах, служивших мне сменкой, без куртки, но холодно не было. Наоборот, было жарко и душили горячие слезы. И только одна мысль «Почему?» не оставляла меня. Я понимала, почему Кантария совершила такую подлость — злость и ревность толкают людей и не на такие поступки, но почему Савельев даже не посмотрел на меня?
Предательство! Самое настоящее предательство! Я резко остановилась посреди улицы, пораженная ужасной догадкой. Они заодно? Об этом говорила Мишина отчужденность, которая так жестоко ранила, его сухие сообщения, его безразличие и его неприкрытый флирт с Машей.
«Разбитое сердце» — шаблонная фраза любовных романов — сейчас открылась для меня с другой стороны. Это было гораздо больнее, чем авария на гоночном каре, падение со скейтерской горки или разодранные в кровь ладони. Мне казалось, что у меня вскрыта грудная клетка, что кто-то безжалостный вырвал мое сердце и запихал вместо него кучу пылающих углей, и эти угли жгутся, разгоняя острый жар по всему телу.
Я не заметила, как добралась до дома. Мысли крутились подобно снегу, который вихрился вокруг. Тяжело передвигая ногами, я поднялась по лестнице, и каждая ступенька была моим Эверестом. Промокшие насквозь кеды чавкали при каждом шаге, и этот звук эхом отзывался в голове. Шершавые перила под ладонью царапали кожу, и казалось, что вся вселенная ополчилась против меня. Но дверь открыл Кирюха, и я поняла, что маленькая часть мироздания на моей стороне.
Он ничего не стал спрашивать, затащил меня в квартиру, развязал мокрые шнурки на кедах, и со словами «Горячую врубай, так и быть, воду спускать не буду» втолкнул меня в ванную. Потом, когда я, отогревшись под горячими струями, выключила душ, постучался и не глядя сунул в приоткрытую дверь чистую рубашку и треники.
Недоумевая, зачем он дает мне свою одежду, я взяла ее, и только после догадалась: дверь нашей комнаты заперта, и сухую взять негде. Прижав к лицу сложенные стопочкой вещи, я втянула запах детского стирального порошка и снова залилась слезами. Вдоволь нарыдавшись, я оделась, подвернула рукава и штанины и выползла из ванной.
Кирюха курил на кухне возле окошка.
— Ну что, Софико, праздник удался, и ты свалила, теряя тапки? — не оборачиваясь он выпустил дым тонкой струйкой вверх в приоткрытую форточку.