Кукольная королева
Шрифт:
— Ты слишком любишь жизнь. Ты не сделаешь этого.
— Сделаю. Уже умирала, не так и страшно.
Она не знала, отчего эти слова заставили лицо Палача так измениться. Возможно, потому что они наконец заставили его понять — это не пустые угрозы. Но, как бы там ни было, в её глаза тёмный амадэй всматривался странно задумчиво.
Явно видя в них что-то, что заставляло задуматься.
— Таша, не надо.
Тихий
— Не делай глупостей, прошу тебя. Мы найдём другой выход.
…ненавидела ли?..
Белая вспышка на миг лишила возможности видеть; но ещё прежде, чем её догнал гром, Таша услышала вскрик, глухой удар…
А потом к ней вернулась способность видеть — и улыбка застыла у неё на губах.
— Теперь, девочка моя, ты послушаешь меня. — Воин царапнул клинком горло Зрящего, повергнутого на колени. — Значит, хочешь свободы? Всем? Тебе, сестре и мальчишкам, я правильно понял?
Кивнув на меч Арона, лежавший на глине, он за волосы вздёрнул голову брата выше.
— Тогда — убей его.
Медленно подняв глаза, Таша молча уставилась на него.
— Убей его, — повторил Воин, — и, клянусь, я сниму заклятие с твоей сестры. Убей его, и, клянусь, я отпущу тебя и твоих друзей на все четыре стороны. Клянусь. И если я нарушу клятву, да не будет мне покоя ни при жизни, ни после смерти, ни в этом мире, ни в каком другом.
Даже Таша знала: клятвы магов всегда принимались к учёту. Не нужно было никаких заклятий — каждое слово, следовавшее после «клянусь», само по себе было заклятием.
Он предлагал это всерьёз.
— У тебя есть три дороги, девочка моя. — Он говорил неторопливо, бесстрастно, очень рассудительно. — Умри — и следом за тобой умрут все, кто тебе дорог. Скажи «нет» — я отпущу тебя, потому что ты права: твоей смерти я хочу меньше всего. Зато убью остальных, и ты не спасешь моего дорогого брата отказом… но скажи «да» — и вы будете жить. Все, кроме одного из твоих кукловодов.
— Зачем? — только и смогла прошептать она.
— Считай, что его смерть от твоей руки меня удовлетворит.
Арон не пытался вырваться, лишь со странным спокойным вниманием следил за Ташиным лицом.
— Подумай хорошенько. Это из-за него разрушили твою жизнь — но он молчал об этом. Это он не пресёк игру, желая в который раз свести счёты. Это он скрылся под маской, не решаясь показать своё истинное лицо. И это он заставил тебя поверить, что ты ему небезразлична.
Его слова растекались по сердцу, как яд. Шёпотом сомнений, странными, жуткими, неведомыми ранее чувствами.
— Этот меч не так прост, как кажется. Он сделает всё сам, тебе останется
Клинок перед ней слабо золотился, притягивая взгляд.
— Неужели ты готова умереть, прожив всего-то шестнадцать лет? Неужели не хочешь увидеть, как вырастет твоя сестра? Неужели это разумно — заканчивать вот так из-за него?
Эти слова ломали что-то. В ней. И сквозь трещины просачивалось нечто непривычное, страшное, поднимающееся в душе, словно змея из высокой травы, захлёстывая её чем-то жёстким, холодным…
Один укол. Всё, что требовалось, чтобы обрезать нити, связавшие её по рукам и ногам. Это ведь кажется не таким сложным — убить. Уступить зверю в себе.
Вот он, прямо перед ней: шанс отомстить за всё, что с ней сделали. Так просто, до боли просто…
Когда Ташины пальцы сомкнулись на рукояти меча, клинок показался ей не тяжелее игрушечной сабельки.
Тихо и бесшумно поднявшись, она шагнула вперёд. Неторопливо ступая по глине босыми ногами, не оглядываясь на Алексаса, следившего за ней с безмолвным ужасом, приблизилась к амадэям: один ждал, преклонив колени, другой сжимал в пальцах пряди русых волос, опустив двуручник. Подняла меч, держа его обеими руками — строго прямо, строго перед собой; лезвие рассекло её бледное лицо на две половины, играя золотыми отблесками в глазах, серебрившихся ледяной властностью.
Больше не было слов. Зачем? Осталась лишь улыбка Палача да тихое равнодушие Арона, молча следившего за приблизившейся смертью. Равнодушие и странный, замороженный интерес… и лишь где-то глубоко, на самом дне зрачков можно было различить отчаяние.
Отчаяние человека, которого предали.
Таша прошептала одно-единственное слово: только по движению губ можно было угадать «прости». Медленно, без дрожи, опустила клинок — так, что кончик лезвия почти коснулся креста на чёрной фортэнье. Крепко сжимая кожаную рукоять, отвела меч назад.
Улыбка Палача странно померкла.
— Таша, нет, что ты…
Клинок нанёс удар — и крик Алексаса оборвался.
Клинок нанёс удар. Тому, кого ненавидела та, что направила его; тому, чьей смерти она отчаянно желала.
И нацелен он был не вниз, а вверх.
Когда лезвие пронзило грудь Палача, тот пошатнулся. Миг спустя двуручник, выпав из пальцев амадэя, хлюпнул об глину под глухое бурчание удаляющегося грома.
Таша замерла, не смея пошевелиться.
Неужели…
…всё произошло в один миг, как вспышка отдаляющейся грозы. Вот Воин бросил вперёд свободную руку, вот ухватил чужой меч за лезвие, толкнул, дёрнул вверх — и навершие рукояти пихнуло Ташу в грудь, заставив отступить, а потом вырвалось из пальцев и взлетело вверх.