Кукук

Евсеев Алексей

Один мой знакомый, встречаясь с проблемами в Германии, каждый раз с намеренно жутким акцентом выдавал: Ай ляйк Джёрмани фери мач![107]

Пишу предыдущую сценку. Стук в дверь. Заглядывает Итальянец:

Алексей, у тебя есть стиральный порошок?

Я: Нет.

Он: У Джарко тоже нет? Не знаешь?

Я: Не знаю.

Итальянец уходит, оставив в моей голове новую транскрипцию имени соседа: Джарко. Надо же?! Царко, Зарко, Чарко, Джарко…

Посмотрел купленную недавно «Кукушку». Десятки совпадений. Самое мощное — молодой врач из больницы — вылитый русский, что был дежурным врачом в тот вечер,

когда я поступил в отделение 5.2. Тот же тип лица, та же мимика, те же нелепые усики. Только чуть моложе.

Билли — это, конечно же, Мирко. Двадцати двух лет отроду. Молодой, стеснительный, влюблённый в женский пол. Я постоянно застаю его обнимающимся с девчонками. Они в этих объятиях стоят по четверть часа. Мирко даже к Эльвире неравнодушен. Однажды слышал такое:

Мирко: Эльвира, я в тебя влюблён!

Эльвира: О-о-о! Да ты что!

Мирко: Ich hab' dich so lieb![108] Не знаю почему.

Прочитал на табличке при входе в помещение эрготерапии фамилию мисс Рэтчэд: Кастен-Хайтманн. Кастен — коробка. Хайтманн для меня звучит словно Хэйтман.[109] Вот она откуда, её аллергия на непослушание.

Ну, и, конечно же, сцена, в которой речь идёт о добровольном нахождении в больнице, что так поразила МакМёрфи. Здесь, в 3.1, все, вроде как, тоже без принуждения, но просто так покинуть клинику они не в состоянии.

В фильме не понравились лишь две вещи. Первая: оранжевая кровь из покончившего с собой Билли. Вторая: Отсутствие следов удушения на шее мисс Рэтчэд.

Ездил в соседнюю деревушку делать томограмму. Прочитал в сопроводительной бумаге — подозрение на Herdbefund. Не знаю, что это за фигня. Какой-то очаг.

По дороге видел тот самолёт, что ежедневно кружит над Вуншдорфом, в частности, над нашим гнездом. На этот раз он завис неподвижно над мини-аэропортом. Я впервые разглядел на его крыльях пропеллеры. Надо же, такой огромный самолёт, а может висеть в воздухе без движения, как вертолёт. Как это возможно?! Галлюцинация?..

На приёме у врача.

Фрау Брюнинг. Социальный работник — фрау Миннихь. Брат Грегор.

Как получилось так, что вы не застрахованы?

Объясняю: Решил уехать из Германии, везде сообщил об этом: в бюро по трудоустройству, платившем мне пособие по безработице, в службе регистрации, сдал квартиру, закрыл счёт в банке. Расплатился со всеми долгами и уехал. В Германию вернулся, имея перед собой три вероятные цели: провести отпуск у друга и вернуться в Питер; повидаться с Таней и по результату разговора с ней либо покончить с собой, либо начать совместную жизнь. Взял за день до поступления в клинику анкету на пособие по безработице, т.к. жена посчитала вероятным нашу совместную жизнь через некоторое время, до которого мне было бы лучше пока пожить где-нибудь поблизости.

Социальный работник: Почему вы до сих пор не встали на учет в службе занятости?

Я: Простите?! Вы же сами отправляли мои бумаги.

Она: Я?! Что я сделала?

Я: Вы дали мне анкету, которую я заполнил и отдал вам. Вы её отослали. Разве не так?!

Она: Ах, да! Да…

Я: Но ответа до сих пор не последовало.

Она: Да, ответа нет.

Я: Тогда какие претензии могут быть ко мне?!

Она: Как вы представляете себе свою дальнейшую жизнь?

Я: Никак.

Она: Как это — никак? Мы же должны знать, чем и

как мы можем быть вам полезными. Вы же не можете проводить всё время за своим компьютером…

Грегор: …за чтением.

Улыбка с моей стороны.

Врач: Почему вы так зациклены на своей бывшей жене? Почему вы упорно отказываетесь взять себе другую женщину? Ту, которая будет вас любить?

Она действительно не понимает, что подобные вопросы в мой адрес звучат нелепо.

Я: Я не отказываюсь, я таковой не встречаю.

Врач: Я не вижу этих попыток.

Я: Где, здесь?! Я всегда работал в больших коллективах, всегда был дружен с большим количеством девчонок, но из этого ни разу не родилось ни одной мысли в данном направлении. Я не влюблялся, и в меня не влюблялись. Я не слепой. Мы уже говорили на эту тему.

Социальный работник: Вас по-прежнему мучает депрессия?

Я: Да, в какой-то степени, да. Иногда это довольно слабое чувство, иногда, например, когда вижу рекламу мультфильмов на улице, очень сильное.

Она: ???

Я: Всё оттого, что у меня тут же появляется желание сходить с детьми в кино, но я понимаю, что не смогу.

Она: Ваша жена запрещает вам общение с детьми?

Я: Да нет же. Просто, бывая с детьми, я чувствую себя ужасно брошенным. Они словно напоминание мне о прошлой нормальной жизни, которой я лишён. Я всё время хочу быть с ними, а не пару-тройку часов в походе в кино или на прогулке.

Она: Я не понимаю. Вы должны нести ответственность за своих детей и…

Я: Да, я всё это прекрасно осознаю, но не могу. Просто не-мо-гу. Как это объяснить? Безволие. Безответственность. Не получатся просто…

Она: Вы должны попытаться найти контакт с детьми.

Я: У меня был контакт с ними — ещё некоторое время после того, когда мы с женой разошлись. Но мне сразу же стало непросто бывать с ними. И дети видели моё состояние. Я решил не мучить их собой и себя заодно. Хотя мне от этого легче не стало.

Ну и по этой теме мы проехались ещё раз десять. Каждый раз безрезультатно.

Врач: Кто-то видел, что у вас в кошельке есть деньги. Сколько их у вас?

Грегор видел. Сидит, молчит.

Я: 200 евро. Было двести, до поездки в Кёльн. Осталось чуть больше ста.

Врач: Откуда у вас эти деньги?

Я (вру): Взял у друга.

Под другом образно скрывается Акрам. На самом деле это Танины деньги. Я должен был отдать их ей, но не успел. По сути дела не вру. Хотя Таня мне не друг.

Врач: Как вы собираетесь их отдавать?

Я: Как-нибудь, когда-нибудь. Это не проблема.

Врач: Т.е. вы не собираетесь больше кончать свою жизнь самоубийством?

Я: Я этого не говорил.

Врач: А как же деньги?

Я: Я же сказал, что это не проблема.

Социальный работник: Вы, господин Крым-брым, должны понимать, что ваше нахождение здесь не может продолжаться бесконечно. Мы должны совместно найти варианты помощи вам. Что это могло бы быть?

Я: Не знаю. Чисто теоретически вы можете помочь мне выбить деньги из социальной службы на моё повышение квалификации, ради которого я ездил в Кёльн. А как практически — я не знаю. Моя проблема по-прежнему тут. От неё меня за пребывание в клинике не избавили. Как, впрочем, я и думал, говорил же об этом при поступлении сюда. Мне не помочь. Я это знал изначально.